Олег Абакумов - Третье отделение на страже нравственности и благочиния [Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.]

Последующие действия и вызвали тот самый взрыв, от которого «в оконных рамах залы, прихожей, в дверях гостиных выбиты стекла, из залы в коридор вышибена дверь, в зале изломана мебель, разбило орган и причинены повреждения штукатурке» [550]. Серьезные повреждения получили почти все участники осмотра: квартальный надзиратель был «в бесчувственном состоянии с весьма израненным лицом и руками», Хватову обожгло все тело и раздробило на ноге кость, от полученных ран он вскоре скончался. Следователи сразу обратили внимание на то, что «менее же других ранен сам Чернов» [551]. У него на лице оказалось только несколько незначительных ссадин.

Естественно, что первые вопросы были обращены к Чернову. Свою осторожность он объяснил тем, что в сопроводительной записке, с которой был привезен ящик, от имени некой Марии Жуковой сообщалось, что в нем находятся важные бумаги, ящик же весил 4 пуда. Эта дама Чернову была неизвестна. Следователям он указал вероятное направление поиска, сообщив, что «в Санкт-Петербурге живет жена его, которая ведет жизнь предосудительную для женщины, а потому можно предполагать, не была ли посылка эта прислана Чернову его женою, или кем-либо из лиц, с которыми она имеет порочную связь» [552].

Как видно из черновика письма к С. В. Перфильеву от управляющего Третьим отделением Л. В. Дубельта, розыску по этому делу была придана особая важность и предписано, чтобы «следствие это проведено было наистрожайшим образом и безостановочно, и чтобы употреблены были всевозможные старания к непременному отысканию виновных» [553]. Такое предписание — не обычная формальность. О характере тревожных ожиданий властей свидетельствует разговор графа Ф. В. Ридигера с Л. В. Дубельтом, зафиксированный в дневнике последнего 31 октября 1855 г. Гвардейский генерал убеждал жандармского в том, что после смерти Николая I «все эти недоброжелатели в обществе перестали бояться и готовы на все преступное». Особое внимание он призывал обратить на Москву, где «адская машина в действии против Чернова» воспринималась им как подтверждение того, что «все готово к произведению революции!» [554].

Немедленно была создана комиссия под председательством состоящего при московском генерал-губернаторе гвардейского полковника Замятнина. Ему в помощь были определены подполковник корпуса жандармов Воейков, частный пристав Цвиленев и следственных дел стряпчий Дружинин [555].

Комиссия развернула бурную деятельность. Сначала попытались выяснить маршрут движения злополучного ящика. Было установлено, что «посылку ту 9 октября часу в 12-м утра привез на биржевом извозчике в гостиницу Пуаро неизвестный человек, который нанял в той гостинице № 3, для какой-то барыни, и, дав в задаток 1 руб. сер., оставил посылку в сенях гостиницы и сам ушел, а потом вскоре возвратился обратно, приведя с собой со станции железной дороги сторожа унтер-офицера Дементьева, с которым на другом нанятом извозчике отправил посылку вместе с письмом по адресу в квартиру Чернова, а сам неизвестно куда скрылся» [556]. На этом след обрывался.

Параллельно «собрав по возможности все остатки этого ящика, а равно обломки медных и других вещей», комиссия привлекла для изучения материалов мастеров, «вытребованных от ремесленной управы, кои объявили, что ящик был ольховый, наполированный под красное дерево, длиною 12, шириною 10 и вышиною 5 вершков, медные же вещи признаны кусками обыкновенной кастрюли, спаянной оловом с крышкой, в которую была вставлена медная трубочка, вероятно служившая проводником к находившемуся внутри кастрюли разрывному составу. Кроме того, в числе найденных остатков после взрыва ящика оказались: небольшой, заграничной работы пистолетик и ствол большого пистолета, отрезанный от ружейного ствола; замок заграничный, а курок к нему русский и не мастерской работы; в большом количестве толстые осколки бутылок, в коих предполагать можно, что заключалась воспламеняющаяся жидкость, ибо при взрыве ящика на всех получивших ушибы и обжоги горело платье». «Для химического исследования и определения составных частей разрывного состава» собранные улики были переданы в медицинскую контору [557].

Сам Чернов наиболее вероятным мотивом преступления считал «корысть или личную месть». Следователям он высказал «некоторое подозрение» на жену свою Веру Михайловну и ее родного брата Владимира Суражевского, проживающих в Калужской губернии. Изъятая переписка с женой и ее родными подтверждала «неприязненные отношения между ними и Черновым» [558]. Для выяснения обстоятельств дела на месте в Калугу был отправлен пристав Цвиленев.