Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

И вот из-за куртины, за которой скрывались Лже-Петр и Меншиков, полыхнуло пламя, и тысячи ракет, лопаясь, заискрились в густо-синем ночном небе.

- Экселенц! - вскочил на ноги Данилыч. - Да погляди ты, как превосходно! У императора, сказывают, лучшие фейерверки во всей Европе. Ну, завертело - точно пожар! Эка, свечи римские, ракетные букеты, сиречь павелионы, павлиньи хвосты, снопы, а вот каскады, китайские колеса!

Но Лже-Петр не поднимался и не отвечал. Ему страшно было уезжать в Россию, хоть и хотелось поскорее ощутить себя не каким-то Михайловым, а русским государем, увидеть коленопреклоненных подданных, покорно стоящего перед ним главу всей православной церкви. Он стремился поскорее ощутить в своих объятиях царицу Евдокию, потому что ещё ни разу не был женат, и лишь случайные ласки, дарованные ему в походах маркитантками, продажными девицами, не остывшими ещё от любви простых драгунов или солдат, изредка тешили его длинное тело, всегда охочее до любовных забав.

- Ваше величество, ваше величество! - раздался совершенно неожиданно голос Лефорта. - Насилу вас нашел - разыскиваю по всему оному парку!

- Чего надобно, Франц? - встрепенулся Лже-Петр, предчувствуя недоброе. В Лефорте Шенберг постоянно видел не только своего покровителя, защитника и наставника, но и великую для себя опасность как от человека, знавшего его тайну.

- Письмо явилось от князя Ромодановского!

- Ну так что с того? - нахмурился Лже-Петр, в общении с Лефортом напуская на себя в присутствии других строгость особую. - После бы и побеспокоил!

- Государь, неотложные дела! - настаивал Лефорт. - Князь пишет, что стрельцы четырех полков, что стоят в Великих Луках, взбунтовались, начальников своих прогнали, к Москве идут. От себя прибавлю: уверен, что не своим умом они богаты в сем деле были, а научены сестрицей вашей, Софьей Алексеевной! Она же спит да видит себя правительницей. Ехать нужно! Без вашей милости никто в Москве не разберется толком, что со стрельцами делать. Али забыл, как на твоих глазах стрельцы бояр на копьях поднимали, как рубили их бердышами на мелкие куски? Твое, великий государь, там дело, твоя забота!

Лже-Петр, слыша в словах Лефорта настоятельную просьбу ехать, понимая, что совет он свой дает в тревоге за свою личную судьбу, заволновался, но смолчал. Данилыч лениво подал голос:

- Экселенц, не слушай ты сего совета. Что ж, генералиссимуса боярина Шеина в Москве, али Патрика Гордона не хватит, чтоб сей бунт унять? Не тебе же руки в крови стрелецкой там марать? Разберутся! Мню, что и князь-кесарь заботу о сем бунте давно имеет, уж по острогам сидят бунтовщики. Да и в Софье ль дело? На границе-то литовской стрелецкое житье не сладко, корму им дают мал-мало, да и от жениной титьки далече, вот и тронулись в Москву.

Лже-Петр, в душе боявшийся нахрапистого и бесцеремонного Меншикова, в горячности схватил его за обшлаг кафтана, с силой дернул на себя так, что оторвался кружевной манжет. Бросив кружево на землю, сказал зло:

- Завтра же возвращаемся в Москву! Я смутьянам покажу, кто в России царь. Людям служивым своих начальников смещать - неведомое дело. Пока живу в Европе, не слыхал, чтоб войско бунтовало. Станет теперя мой подданный тише срубленной и поваленной березы!

Сказал так и пошел по парку, не замечая фейерверка, что был устроен в его честь, чтобы распрощаться с Леопольдом, с Европой, и отдать приказ посольству собираться в обратный путь.

Уезжали из Вены через три дня. В каретах, рыдванах, колымагах, в окружении гарцующих гайдуков в кафтанах с двуглавыми орлами, ехал царь, послы, его сокольничие, стольники, прислуга. На крытых возах везли имущество - котлы, посуду, пуховики, одежду обыденную и праздничную, накупленную на рынках снедь, приобретенные картины, диковинки, образцы товаров, карты, глобусы, заморских птиц в клетках, уродов в спирту. Все было куплено согласно распоряжению Петра ещё в начале великого посольства, и хоть Лже-Петр мало интересовался новыми приобретениями, Данилыч исправно тратил посольскую казну, благо досугу было достаточно, денег - тоже, а доставить государю плезир новой какой диковинкой ему казалось делом приятным и совсем не хлопотным. Главное - полезным для своей персоны.

"Что там мне толковал Лефорт о том, что русский царь не тиран, а покровитель подданных? Если подданные, его воинские слуги, начинают бунтовать, как у нерадивого отца младенцы балуют, ни в грош не ставя его увещеванья, то надобно прибегнуть к плети. Токмо строгостью одной, а если нужно, так и жестокостью, можно восстановить порядок в государстве али же в семье. О, я наведу порядок! Я слышал, что стрельцы бунтуют часто, и посему и нужно так их застращать, чтоб впредь неповадно было..."