Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

- Ну же... зачтется вам сие... изменники! На кого руку подняли...

Резко повернулся и быстро вышел из избенки.

Долго Данилыч, Шереметев, Долгорукий и Бутурлин стояли в разных углах избы. Все ждали, что явятся сейчас профосы, чтобы отвести изменников и хулителей царя под стражу. Ждали, наверно, с полчаса, но, странно, никто не пришел.

Алексашка рукой по лбу провел, растрепанные волосы пригладил, рассеянно взглянул на товарищей своих.

- Бояре, а ведь не придет за нами царь со стражей...

- Сие отчего же? - Долгорукий пробубнил.

- Оттого, что... истинный то был Петр Алексевич, а мы его вязать хотели. Мы Шведа били, а он думал, что мы на помазанную его особу посягали. Ушел, не стерпел измены...

Но Шереметев так стукнул рукою по столу, что в мисках щи подлетели кверху:

- Не бреши, Данилыч! Сам сын конюхов, так полагаешь, что и государи могут шведские кафтаны надевать да во вражьем городе сидеть? Пушки он, видишь ли, клепать решил, ворота самолично отворять! Полагаешь, что сам царь природый совесть настолько бы презрел, что шведам передался, когда мы воюем? Швед то был, боле некому, и новый обман он для нас чинить собрался, но не дали ему воли! Таперя же, коль раскрыли мы его, не явится к нам больше. Нам же, если попробует на казнь послать, надобно держаться вместе и войско все против него поднять! Откроем полкам, кто ими управлял, выйдем из-под Нарвы, а дале - Собор в Москве решит! - И перекрестился широко и истово.

* * *

Как удалось десятитысячной армии Карла подойти к укрепленным русским позициям столь незаметно и близко, никто и сообразить не смог. Наверно, часовые за вьюгой, что разыгралась в то утро, не углядели приближения врага. Писк рожков, треск барабанов, выстрелы и крики наседавших на русские рогатки раздались разом. Солдаты, стрельцы выскакивали из землянок, офицеры спешно строили их в линию, от неожиданности путая команды. Быстро двигая шомполами, трясущимися руками солдаты заряжали ружья, построясь редкой цепью, стреляли в наступавших, но шведы, горящие отвагой и настропаленные напоминаньем Карла, что московиты - воины плохие и сразу побегут, прорвали цепь русских быстро. Первыми дрогнули стрельцы, меж которых давно уж ходили слухи, что царь-антихрист их предал, побежали. Где попадались офицеры-иноземцы, резали, кололи багинетами, секли бердышами. Еще и приговаривали:

- Вот вам, немцы, за немецкого царя!

Дрогнула и двинулась назад дивизия Головина, храбрый Вейде пытался противостоять, но сам был ранен, и его дивизия бежала, бросившись к реке. Там, не страшась воды холодной, не покрытой льдом, бросались в волны, давили один другого, ввалившись в воды огромной массой, обезумевшей от страха, неуправляемой, потерявшей и царя, и командира. Тысячи солдат нашли конец в быстрых, бурлящих водах норовистой Наровы.

Но остановили стремительное наступленье шведов полки гвардейские, Преображенский да Семеновский. Сомкнувшись плотными рядами, плечом к плечу, стиснув зубы, гвардейцы отражали все атаки стрельбой и багинетами, но по войску, от солдата к солдату, от офицера к офицеру, от генерала к генералу уже летела весть, что герцог фон Кроа, командующий всей армией, генерал Алларт, генерал Штейнбок перешли на сторону врага.

А ветер со снегом все хлестал в лицо, и в пурге не видно было лиц своих соседей по шеренге, не то что наседавшего врага. В этом белом снежном хаосе русские полки, не имевшие общего командования, не имея связи друг с другом, принимали своих за врагов, начинали атаки, пальбу по товарищам своим, все перемешалось, все вопило. Происходящее теперь казалось русским совсем ненужным: ни им самим, ни царю, ни Родине, ни Богу.

А на помощь Карлу из крепости на хорошо подкованных, сытых лошадях вылетели драгуны, плащи которых вились за спинами, подобно крыльям, и на злого ястреба похож был их предводитель: без шляпы, с развевающимися волосами, с тяжелым палашом в руке, откинувшись назад в седле с осанкой гордой и воинственной, мчался он туда, где кипела битва, призывным кличем обращаясь к подчиненным, чтоб не отставали. Вломившись в людскую массу теснимого, обезумевшего от ощущения конца и невозможности бороться за жизнь свою, российского войска, этот человек колол, рубил направо и налево, лишая жизни тех, кого возненавидел... Он, пришедший в эту крепость, чтобы помочь тем, кто осадил её, был оскорблен ими и наказывал сейчас непокорных ему изменников. Но никто не знал тогда, что руководит драгунами, что сеет смерть и опустошение сам русский царь, которому сейчас нет дела ни до Нарвы, ни до умирающих людей, ни до мальчишки-Карла. Обида влекла его вперед, и клинок его был послушен лишь зову мести.