Когда все было покончено и весь забрызганный кровью, но счастливый, русокудрый Мейнфельд во главе отряда драгун влетел за ворота крепости, тотчас же захлопнувшиеся за последним всадником, проскакал через площадь и спешился рядом с вышедшим ему навстречу комендантом, Горн, дрожа от гнева, сжимая и разжимая пальцы, прерывающимся голосом сказал:
- Поручик... сегодня же вы будете расстреляны, нет, повешены на валганге бастиона!
- Осмелюсь спросить, за что же? - улыбался Мейнфельд. - Не за то ли, полковник, что сегодня мой эскадрон уничтожил едва ли не весь полк русских, переодетых в шведские мундиры?
Горн в изумлении отступил на шаг назад:
- Как... русских? Я же видел сам, что к Нарве приближались, вступив с неприятелем в сражение, полки его величества!
Мейнфельд, чтущий чинопочитание, позволил себе беззаботно улыбнуться:
- Взглянули бы вы на штаны и камзолы этих шведов, господин полковник! Представьте, эти ряженые пытались даже сопротивляться - пять, нет, семь моих драгун остались там, на поле. Впрочем, поднимитесь на смотровую площадку башни, господин полковник. Вы увидите, с каким тщанием русские станут убирать тела этих "шведов". Но, замечу, если бы не умелые действия артиллеристов, что стреляли с Гонора, то нам бы несдобровать. Я уверен, нас нарочно хотели вызвать на вылазку, а потом ворваться сквозь открытые ворота под видом шведов. План, однако, недурен. Я читал, что славяне издавна умели заманивать врагов в леса, в непроходимые болота...
Горн был взбудоражен. Он даже обнял Мейнфельда - счастливого мальчишку и тут же распорядился привести к нему того, кто командовал орудиями бастиона Гонор, столь отменно поражавшими врагов. Когда Петр, уже считавший, что его зовут на казнь, явился перед Горном, старик со слезами на глазах заключил его в объятья и спросил:
- Дорогой Тейтлебен, скажите только, как вам удалось распознать под синими шведскими мундирами врагов? Ведь и правда - русские хотели заманить нас в ловушку и переоделись в кафтаны тех, кого, по слухам, убили вчера под Везенбергом. Вы же стреляли в них столь успешно, что без вашего огня, без вашей прозорливости даже и не знаю, что могло случиться с Нарвой...
Горн и стоявшие с ним рядом офицеры уже готовы были выслушать велеречивое и хвастливое объяснение полковника, - о, каждый на месте Тейтлебена не поскупился бы на краски, описывая собственную прозорливость, мудрость, ненависть к врагам и, главное, умение стрелять из пушек. Но, странно, ничего подобного они не услыхали. Мало того, все увидели, как побледнело лицо Тейтлебена, как задергалось оно в судороге, а потом полковник-великан покачнулся и, издав какой-то странный, нечленораздельный звук - или даже слово, только произнесенное на неизвестном языке, грохнулся навзничь на камни площади.
Конечно, полковника Тейтлебена подняли, постарались здесь же перевязать его разбитую голову и перенесли в крепостной госпиталь. Горн лично трижды приходил к нему, справлялся о здоровье. Комендант очень не хотел потерять такого прекрасного служаку, и главному врачу госпиталя он буквально приказал выходить и поднять господина Тейтлебена на ноги в самое ближайшее время.
Офицеры же немало судачили по поводу странного обморока полковника. Те, кто любил его, говорили, что он был вызван огромным напряжением сил во время стрельбы из пушек по варварам. Другие - те, кто завидовал Тейтлебену, - намекали на то, что полковник - засланный в крепость шпион союзника русского царя, Августа Саксонского, и убивал он людей в синих мундирах, не ведая, кто скрывается под ними, и теперь царь Петр отомстит ему через посланного в Нарву лазутчика, который покончит с Тейтлебеном при помощи кинжала или пистолета. Но над такими высказываниями смеялись, жалели Тейтлебена, навещали его в госпитале, но всегда уходили оттуда разочарованными - полковник был хмур и неразговорчив. Он стал каким-то другим, точно прежний Тейтлебен умер, а вместо него на госпитальную койку положили другого человека.
Лже-Петр хлестал Алексашку по щекам, и голова поручика Преображенского полка моталась при каждом ударе из стороны в сторону, будто шея у Меншикова была тряпичной. Хлестал и приговаривал:
- Ну что, мерзавец, удалось тебе взять Нарву за титьки? Удалось?
- Не удалось, экселенц, не удалось! Под картечь, экселенц, стрельцы переодетые попали! - оправдывался Алексашка. - Кабы не так медленно к стенам подходили, так и не напоролись бы на пушки да и драгун бы постреляли шведских, штыками бы покололи!
Читать дальше