Дмитрий Боровков - Тайна гибели Бориса и Глеба

Интересно, что это известие читается в обеих редакциях НIЛМ, старшая из которых, по мысли Шахматова, отражала предшествовавший ПВЛ Начальный свод 1093–1095 гг., поэтому в летописях вполне могла отразиться информация о разных военных кампаниях. Можно предполагать, что после поражения у Любеча Святополк, бежавший «в Ляхи», нашел убежище в приграничном Берестье, что и вызвало первый поход Ярослава в 1017 г. Аналогичным образом он поступил и после поражения у Альты, о чем уже прямо сообщают летописи {181} 181 ПСРЛ 2. Стб. 132. Головко 1988. С. 34. Назаренко 2001. С. 466–471. , однако реакция Ярослава, занятого войною с Полоцком, последовала лишь три года спустя. Источники не говорят о том, чем закончилась военная кампания 1022 г., хотя не исключено, что за лаконичностью летописного текста скрывался важный политический ход.

Одной из загадок войны за наследство Владимира является тайна гибели Святополка: мы не можем точно говорить не только о весьма сомнительных обстоятельствах его смерти, но даже о ее месте и времени, так как летописная датировка позволяет предполагать лишь то, что Святополк умер после 1019 г. В связи с этим представляются обоснованными гипотезы, позволяющие «отодвинуть» гибель Святополка к началу третьего десятилетия XI в. При отсутствии явных доказательств некоторые исследователи обращаются к сюжету скандинавской «Пряди об Эймунде», предполагая, что Святополк был тайно убит варягами по приказанию Ярослава, отмечая при этом, что летописное сравнение его с библейским судьей Авимелехом, погибшем при осаде восставшего палестинского города Фивиса, явно намекает на насильственную смерть князя {182} 182 Милютенко 2006. С. 124–131. .

Однако наряду с летописной в древнерусской литературной традиции бытовали и другие сравнения и, следовательно, другие версии гибели Святополка. Ведь только в последней четверти XI столетия на Руси было создано сразу несколько «сценариев» династической борьбы 1015–1019 гг., и все они значительно различались между собой. Если учесть, что вышли они, вероятно, из стен одного и того же скриптория Печерского монастыря в Киеве, с разницей в несколько лет, можно только удивляться полету мысли «древнерусских интеллектуалов», стоявших у истоков создания Борисоглебского цикла.

Крупнейшим памятником Борисоглебского цикла является «Анонимное сказание», к тексту которого мы не раз уже обращались. Предполагается, что оно возникло в 1070-х гг. и после 1115 г. было дополнено «Сказанием о чудесах» Бориса и Глеба: по содержанию и структуре оно аналогично легендам Святовацлавского цикла, где рассказывается о гибели чешского князя Вацлава-Вячеслава, ставшего в X в. одним из первых славянских святых, в нем также присутствуют следы влияния болгарской и византийской агиографии.

Начало изучению «Анонимного сказания» в середине XIX в. положил академик М. П. Погодин, однако первым публикатором его стал московский митрополит Макарий (Булгаков). Сначала исследователи отождествляли автора «Анонимного сказания» с пресвитером Иаковом (известным в историографии как Иаков-«мних»), упоминаемым в ПВЛ под 1074 г. в качестве одного из вероятных преемников печерского игумена Феодосия; ему также приписывались «Память и похвала князю Владимиру» и ряд других сочинений XI в. Эта атрибуция породила оживленные дискуссии.

Поскольку текст «Анонимного сказания» частично совпадал с повестью «Об убиении Борисове», читающейся в летописи, академик И. И. Срезневский в 1853 г. высказал мнение, что летописная повесть возникла в результате сокращения «Анонимного сказания», однако после появления работ А. А. Шахматова большинство исследователей считали первичной летописную повесть (по шахматовской терминологии — сказание) «Об убиении Борисове».

По мнению Шахматова, Краткая редакция сказания, представленная в Лаврентьевском и Радзивилловском списках ПВЛ, была более ранней, чем Пространная, читавшаяся в Ипатьевском и Хлебниковском списках. Прежде всего его интересовал вопрос о протографе статьи 6523 (1015) г., утраченной в Новгородской I летописи старшего извода (далее — НIЛ), которая отражала памятники начального летописания, предшествовавшего ПВЛ. Шахматов полагал, что статья 6523 г. НIЛ представляла компиляцию дефектного текста Начального свода 1093–1095 гг., в котором, по сравнению с ПВЛ отсутствовала похвала Борису и Глебу, и Новгородского свода 1448 г., ставшего протографом Новгородской IV и Софийской I летописей (так как в последующем его датировка была А. А. Шахматовым скорректирована, в историографии он известен также как Новгородско-Софийский свод 30-х гг. XV в.).