Александр Бушков - Тайны Смутного времени

Отец Мнишека (впрочем, в написании его фамилии есть разночтения, позволяющие говорить, что первоначально наш пан писался Мнишич ) приехал в Польшу из Чехии и сделал неплохую карьеру. Оба его сына, Николай и Юрий [2] Не исключено, что Мнишеки сначала были православными потому что всюду Юрий так и писался — «Юрий» («Юрий» — это «Георгий», но «Георгий» по-польси всегда — «Ежи»). , тоже весьма недурно устроились при дворе короля Сигизмунда-Августа — правда, карьера их была довольно специфической… Король был большим любителем женского пола — и «девочек» поставляли как раз Мнишеки. Существует рассказ про то, как однажды Юрий, переодевшись монахом, проник в бернардинский монастырь, где воспитывалась некая юная очаровательная мещаночка, уговорил ее оттуда бежать и привез к королю. Если это и неправда, то придумана она кем-то, кто прекрасно знал братьев.

Кроме женщин, братья Мнишеки были «придворными, поставщиками» колдунов, баб-шептух, гадалок и знахарок, к которым король, по-ребячески суеверный, питал чуть ли не большую слабость, чем к прекрасному полу, — правда, с совершенно другими целями…

Можно представить, как поживились оба братца возле короля. В особенности после его смерти. Когда король умер, оказалось, что его казна совершенно пуста — исчезло и золото, и драгоценности. Сокровищница была очищена так, что для покойника даже не нашлось приличного погребального наряда. Естественно, тут же возник вопрос: что было в нескольких мешках и огромном сундуке, которые слуги Юрия Мнишека вывезли из королевского замка (сундук, «который едва подняли шесть человек» — за шесть дней до смерти короля, а мешки — в ночь после смерти)?

Мнишек утверждал, что — сплошные пустячки. Так сказать, мелкие сувениры. Ни сестра короля, ни сейм в эти сказочки не верили, но расследование ни к чему не привело. Во-первых, «мешки и сундуки» вывозил в те дни не один Мнишек, во-вторых, за пана Юрия вступилась многочисленная родня, и дело угасло как-то само собой. Договорились считать, что королевская казна с самого начала была пуста…

Нужно добавить, что и в вопросах веры Юрий Мнишек проявлял столь же лихую беспечность — назовем это так… Котда в Жечи Посполитой на некоторое время приобрели влияние кальвинисты и ариане (арианство — течение в православии, признаваемое ересью и католиками, и православными), Юрий Мнишек водил знакомство главным образом с ними. Одна его сестра была замужем за видным арианином Стандицким, другая — за кальвинистом, краковским воеводой Фирлеем, сам Мнишек женился на Гедвиге Тарло, девушке из знатной арианской семьи.

Когда в 1587 г. королем Жечи Посполитой стал Сигизмунд III, ревностный католик и покровитель иезуитов, в голове у Мнишека, надо полагать, наступило просветление, и он моментально стал верным католиком: в ударные сроки построил за свой счет два монастыря, а Львовской иезуитской коллегии подарил десять тысяч золотом…

Легко понять, что представлял собой этот субъект, тесть Константина Вишневецкого (Вишневецкий, правда, был православным, но Мнишека такие мелочи не останавливали — князь как-никак был еще и некоронованным королем «русской земли»…).

Вот этот тип, конечно же, жаждал в первую очередь злата и поместий. И ради этого, пожалуй, мог бы поверить и в то, что «названный Дмитрий» — тетушка германского императора… Насчет Мнишека нет никаких сомнений и двусмысленностей — его привлекали чисто меркантильные возможности, открывавшиеся перед тестем русского царя…

Что любопытно, в самом начале «воскресший Дмитрий» предназначался Вишневецкими и Мнишеком отнюдь не для московского трона, а для краковского! Мало кто об этом помнит, но из сохранившихся документов известно точно: магнаты первоначально лелеяли замысел свергнуть Сигизмунда и сделать королем Жечи Посполитой как раз Дмитрия, подходившего по всем статьям: сын Грозного, следовательно, Рюрикович, следовательно, в родстве с пресекшейся династией Ягеллонов. А настоящий он или нет — дело десятое. Вишневецкие верили, что настоящий Мнишек наверняка не верил никому и ничему, но все трое всерьез собирались короновать Дмитрия в Кракове.

Потом от этой идеи отступились — стало ясно, что не выйдет, слишком многие против. И взоры обратились в другую сторону, на Восток…

Опять-таки, вопреки расхожему мнению, и король Сигизмунд, и его сановники отнеслись к воскресшему сыну Грозного без всякого энтузиазма. Коронный гетман Ян Замойский (недруг иезуитов, кстати) выражался недвусмысленно: «Случается, что кость в игре падает и счастливо, но обыкновенно не советуют ставить на кон дорогие и важные предметы. Дело это такого свойства, что может нанести вред нашему государству и бесславие королю и всему народу нашему». Стоит уточнить, что эта позиция была результатом не каких-то высокоморальных убеждений, а конкретной и четко выраженной боязнью ответного удара со стороны Москвы. Ту же позицию занимали влиятельные государственные и военные деятели Станислав Жулкевский и Ян Ходкевич. Вообще в Польше , то есть так называемых коронных землях, отношение к новоявленному царевичу было самое прохладное. Король Сигизмунд, как можно судить, в подлинность царевича не верил, однако под нажимом родни Мнишека и благодаря авторитету Вишневецких вынужден был принять «Дмитрия», подарить парочку золотых безделушек и туманно пообещать содействие.