Пауль Кёрнер-Шрадер - Дневник немецкого солдата

— Так точно, господин подполковник. Когда, выходя от нас, он увидел, что в вестибюле валяются винтовки, он предложил забрать их на склад.

— И вы считали это правильным?

— Так точно, господин подполковник.

— Почему?

— Потому что здесь оружие не может быть использовано. А на складе снабжения ему как раз место.

— Но почему вы так думаете?

— Оружие потребуется для будущего штурма, господин подполковник, — напыщенно ответил я и добавил: — Когда дело дойдет до расплаты.

— Отлично. Ну, а водку вы давали Венделю?

— Никак нет, господин подполковник. У меня нет водки, кроме той, которая нам положена.

— А он вам предлагал водку?

— Никак нет, господин подполковник.

Подполковник заметил капитану:

— Запишите: комендатуре издать приказ по всем санитарным частям, санитарным поездам и фронтовым эвакогоспиталям: все оружие раненых в течение суток сдавать полевой комендатуре. В случае невыполнения — строго наказывать.

Прихватив квитанции о передаче оружия, следователи ушли. Сименс пошел их проводить.

Вернувшись, он сказал:

— Подумайте только, господа! Этот Вендель продавал оружие. Наше оружие — партизанам! Я ему не завидую. В сравнении с тем, что ждет теперь Венделя, ваша рана, Рогге, — безобидный укус мухи. Укус вши. Кстати, когда поправитесь, пойдете в военно-полевой суд. Вам приказано явиться туда не позднее, чем через десять дней.

А вечером пришел старик, возчик торфа.

— Унтер-офицер, никс пистоль?

— Никс, никс, ферботен.

И я выразительно показал ему, что за это могут повесить.

Старик настаивал. Он знает одно: ему приказано раздобыть оружие. Я понимаю, как оно сейчас необходимо им. Партизанское движение ширится, надо вооружать новых людей. Но что я могу поделать. Момент очень опасный, возможно, за каждым моим шагом следят. А что, если плюнуть на все и снова начать прятать пистолеты в картофельные очистки? В конце концов не все ли равно, как умереть: замерзнуть ли в снегу, пасть от пули, которую в тебя пошлют тобой же отданным возчику торфа пистолетом, или подохнуть под бомбой?..

Еще одна бессонная ночь. Три наши койки стоят в ряд. В углу спит унтер-офицер Ран, рядом — фельдфебель Бауманн, с краю лежу я. Они уже давно храпят, а я все еще не могу успокоиться. Прислушиваюсь к каждому шороху. Что-то щелкнуло. Нет, это трещит койка под Раном, он перевернулся на другой бок. Я помню его в штатском — эдакий самодовольный торговец шоколадом, владелец лавчонки сладостей. Теперь и он мечется во сне. Бормочет что-то Бауманн, и мне кажется, что Ран ему отвечает. И его мучают страхи.

Где-то хлопнул выстрел ракетницы, еще один. Неужели мерещится?.. Нет, и спящему Бауманну что-то послышалось, он повернулся, забормотал сильнее.

За окном вспыхнула осветительная ракета. Но тревоги нет. Под сапогами часового скрипит снег. Взад-вперед, взад-вперед. В голове шумит, мысли путаются. Я думаю о моем мальчике, о Вернере. Сегодня пришло письмо, отправленное полтора месяца тому назад. Он уже большой, сам описывает падение английского самолета. Неумелой рукой сын нацарапал: «Самолет упал совсем рядом с нашим домом. Он сгорел без остатка. Когда мы к нему подбежали, там уже были штурмовики и солдаты. Один нес голову, держа ее за волосы, а другие затаптывали останки сгоревших летчиков. Ночью я не мог заснуть…»

Почему дети должны переживать эти ужасы?..

Что-то визжит, свистит, словно кто-то размахивает ремнем. Сквозь сон я слышу топот и крик:

— Унтер-офицер, унтер-офицер! Самолеты! Не зажигайте свет, они уже над нами.

Оказывается, я все же заснул. Я вскочил. Бауманн и Ран уже ощупью выбираются из комнаты.

Грохот, вспышки, звон выбитых стекол, запах чего-то ядовитого. Беготня, суета. И среди всего этого полный цинизма возглас нашего Гревера, как всегда дежурившего у телефона:

— Фарш, настоящий фарш из зенитного расчета. Тревога, господа санитары. У зенитчиков — раненые.

Все забегали еще быстрее.

Взревел мотор санитарной машины, там уже распоряжается Отто Вайс.

А разрывы все ближе. Пол под ногами гудит и ходит ходуном. Вот он, наш ночной покой!

Зенитная батарея расположена неподалеку от нас на маленькой высотке на левом крутом берегу Двины между несколькими хатенками. В этих домиках размещается личный состав батареи, человек двенадцать. Днем их позиция четко выделяется на снегу, ночью батарея выдает себя огнем. Вот ее и накрыли.

— Точное попадание, — комментирует кто-то возле еще дымящихся воронок.