Роджер Мэнвелл - Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера

« Фрейслер. Правда ли, что, когда мы в октябре 1943 года отступали от Днепра, подлый душегуб (Mordbude) граф фон Штауффенберг потребовал, чтобы вы присоединились к нему, и вы не отказались?

Штифф. Он приходил поговорить со мной, и я не отказался.

Фрейслер. Правда ли, что вы не отказались, потому что захотели урвать свой кусок пирога?

Штифф. Да.

Фрейслер. Именно так вы сказали полиции. И вы урвали свой кусок пирога, вот только подавились им. И при этом навеки запятнали свое честное имя. Это, надеюсь, вы понимаете?

Штифф. Я могу только сослаться на заявление, в котором указал свои мотивы.

Фрейслер. Вы поняли, что я сказал?

Штифф. Да, и все же хотел бы сослаться на упомянутое заявление.

Фрейслер. Вы можете ссылаться на него до посинения. Сейчас имеет значение лишь то, что вы нарушили клятву, изменили присяге верности национал-социализму…

Штифф (перебивает). Я присягал на верность немецкому народу».

Фрейслер не мог снести того, что его нагло перебили. Возвысив голос, он громогласно объявил, что немецкий народ и фюрер едины в глазах всех, за исключением разве что таких ублюдков, как Штифф. Затем Фрейслер красочно расписал, как заговор со временем рос и ширился и как Штифф оказался неразрывно связанным с гнусным убийцей Штауффенбергом.

« Фрейслер. Знали вы или нет до 20 июля, что Штауффенберг назначил покушение именно на этот день?

Штифф. Мне сказал об этом генерал Вагнер накануне — вечером 19-го.

Фрейслер. Значит, тем вечером вы были осведомлены о том, что на следующий день свершится ужасное преступление, страшнее которого еще не знала история Германии. Завтра, пока мы все с оружием в руках будем бороться за жизнь и свободу нации, наш великий лидер будет убит. Вы знали даже больше. Вы знали, что завтра ваш соучастник граф Штауффенберг убьет фюрера, подло воспользовавшись его доверием. Вы знали это! Но доложили ли вы об этом?

Штифф. Нет.

Фрейслер. Повторите последнее еще раз и громче!

Штифф. Нет!»

Частью стратегии Фрейслера была изоляция его жертв. Он хотел показать, что в заговоре участвовала лишь кучка безумцев и глупцов, не имевших связи с немецким народом.

« Фрейслер. Как вы считаете, что сказали бы наши солдаты, если бы, включив радиоприемники, услышали, что отныне у руля стоят господин фон Вицлебен и господин Бек? Вы когда-нибудь думали об этом?

Штифф. Конечно.

Фрейслер. Ну и каковы были ваши мысли?

Штифф. В основном меня занимала ситуация на фронтах.

Фрейслер. Иными словами, вы попытались повторить то, что Бадоглио сделал до вас: сказать солдатам, что их искренняя вера не более чем ошибка и в будущем они должны сражаться только во исполнение решений кабинета…

Штифф (перебивает). Нет! За Германию!»

Тот факт, что Штифф перебил его во второй раз, привел Фрейслера в ярость. И он разразился одной из страстных речей, полных пространных разглагольствований, которая заняла не одну страницу в стенографических записях. Он кричал, что Германия и фюрер есть одно целое и это понимают все разумные немцы, а Штифф из-за своих предательских действий лишился права даже говорить о Германии. Затем Фрейслер отослал его, заявив, что не стоит тратить время на продолжение допроса такого субъекта, и вызвал одного из младших офицеров — лейтенанта Альбрехта фон Хагена, который был помощником Штиффа. Призвав на помощь самый едкий сарказм, Фрейслер выставил Хагена на всеобщее посмешище за неопределенность в рассказе об истинной природе его связей со Штауффенбергом.

« Фрейслер. Вы доставили взрывчатку Штауффенбергу?

Хаген. Да.

Фрейслер. И это было все, что вы знаете?

Хаген. Нет.

Фрейслер. Уточните.

Хаген. Я спросил Штауффенберга, зачем ему нужна взрывчатка, и он ответил, что она предназначена для уничтожения правительства. Или фюрера.

Фрейслер. Вы не помните, кого именно?

Хаген. Нет, точно я не помню.

Фрейслер. Вы не помните точно? Подумать только, какой негодяй! Кто-то сообщает ему о своем намерении уничтожить фюрера и правительство, а он просто позабыл об этом!

Хаген. Но мне казалось, что это невозможно, господин председатель.

Фрейслер. Вы не знали, намерен ли Штауффенберг действительно пустить взрывчатку в дело?

Хаген. Я считал, что это невозможно.

Фрейслер. И тем не менее вы ее отдали ему?