Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

В палате пэров против обоих этих законов высказались граф Бастар, старший президент Лионского суда, Талейран, Барант, Моле, герцог де Бройль и Паскье. «Этот закон, — говорил Моле в речи, получившей самое широкое распространение, — является не ограничением свободы печати, а полным ее уничтожением. Это просто попытка обеспечить в журналистике монополию за одной партией». И расширяя рамки дебатов за пределы данного частного вопроса и переходя к обсуждению общей политики кабинета, Моле показал, что эта политика стремится к установлению такого режима, который хотя с внешней стороны и не противоречит букве хартии, но фактически ведет к ограничению общей свободы в интересах усиления привилегий небольшой кучки. Ришелье, очень редко всходивший на трибуну, потребовал, к величайшему негодованию ультрароялистов, чтобы цензура ни в коем случае не могла быть восстановлена помимо голосования обеих палат. В палате пэров оппозиция имела не больше успеха, чем в палате депутатов. Законы были приняты.

Официальные кандидатуры.Во время частичных выборов в мае 1822 года министерство пустило в ход все имевшиеся в его распоряжении средства, для того чтобы обеспечить успех кандидатам своей партии. Официальный циркуляр вменял чиновникам в обязанность «в пределах своих прав содействовать избранию депутатов, искренно преданных легитимной монархии и учреждениям, дарованным мудростью короля». Журналъ де Деба (Journal des Debate) выражался еще яснее. «Всякий чиновник, — заявляла газета, — должен или уйти в отставку или по мере сил служить тому правительству, которое дает ему работу». Таким образом, за исключением Парижа, где из 12 депутатов выбрано было 10 либералов, выборы закончились так, как этого хотело министерство.

Официальная поддержка оказывалась только самым «чистым из чистых». Теперь уже оказывалось недостаточным быть просто роялистом; министерство боролось с бароном Луи в Париже и с де Серром в Кольмаре и провалило их обоих. Вернулись худшие дни 1816 года. Ультрароялисты яростно накинулись на теплые местечки. Их газеты требовали генеральной чистки административного аппарата. Либералам, говорили они, должны быть закрыты все пути к карьере. Но такое заявление было равносильно объявлению вне общих законов большинства французов. Конгрегация, которую в министерстве представлял Монморанси, предписала возведение аббата Фрейсину, гермополлисского епископа, в специально восстановленное для него звание главы французских учебных заведений (Grand Mattre de TUniversite).

Заговоры.Подобный режим естественно должен был вызвать целый ряд заговоров. То была эпоха оживленной деятельности Общества карбонариев. Пропаганда велась очень энергично, в особенности среди офицеров, состоявших на половинном окладе, среди унтер-офицеров и солдат. Повсюду подготовлялись военные бунты. Целью этого движения было низвержение династии и установление временного правительства, в состав которого должны были войти Лафайет, де Корсель, Войе д'Аржансон, Кёхлин и Дюпон де л'Эр и которое «снова предоставило бы слово стране». Это была чрезвычайно туманная, но единственно возможная формула, если принять во внимание необычайную пестроту участвовавших в заговорах элементов, среди которых имелись и сторонники герцога Орлеанского, и бонапартисты, и республиканцы.

Все попытки заговорщиков неизменно кончались неудачей. Один из первых заговоров среди учеников Сомюрской школы был обнаружен 22 декабря 1821 года. Бельфорское движение, которым должны были руководить Лафайет и де Корсель, закончилось неудачей 1 января 1822 года. В феврале того же года несколько более успешно выступил генерал Бертон: 22 февраля ему удалось организовать в Туаре повстанческую группу; он двинулся на Сомюр, где к 23-му подготовлялось восстание. Но он не смог проникнуть в город и спасся благодаря содействию сомюрского мэра Мопассана. Новая неудача ждала его в Ла Рошели, где пропаганда была организована 4 сержантами 45-го линейного полка: Бори, Pay, Губеном и Помье. В марте они были арестованы, увезены в Париж, приговорены к смерти и казнены 21 сентября на Гревской площади. Старшему из них было 27 лет. На просьбы о помиловании Людовик XVIII ответил: «Долг выше милосердия». Бертон попался в июне в ловушку, расставленную ему одним унтер-офицером гвардейских карабинеров. Его судили в Пуатье, приговорили к смерти и казнили вместе с тремя соучастниками. Кроме того, было вынесено еще 11 заочных смертных приговоров, а 32 обвиняемых были приговорены к тюремному заключению на сроки от одного до пяти лет. Кольмарский суд присяжных, который не был, без сомнения, так подобран, как жюри в Пуатье, состоявшее исключительно из чиновных людей и кавалеров ордена св. Людовика, оказался более снисходительным по отношению к 23 обвиняемым по бельфорскому делу: только 4 человека были осуждены, да и то лишь на 5 лет тюремного заключения. Тем не менее суровость репрессии запугала карбонариев; 1822 год был особенно богат заговорами, но позднее попытки добиться низвержения Бурбонов посредством военных бунтов более не повторялись.