Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Какова была ценность этого акта и какое значение ему придавалось? Некоторые видели в нем как бы первый симптом предстоящего крестового похода против турок, о котором мечтал царь; в 1816 году, когда этот документ был опубликован, Порта взволновалась и запросила объяснений у Вены и Лондона. Либералы признали в нем открытие систематических действий, планомерной кампании против них и против либеральных идей. Это не совсем совпадало с действиями Александра I, который незадолго до того навязал Бурбонам хартию и рекомендовал им лояльно применять ее на практике и который даже собирался дать очень либеральную конституцию Польше. Только значительно позже, после революции в Неаполе, на конгрессе в Троппау в 1820 году ему суждено было обратиться к реакционной политике и примкнуть к абсолютистским доктринам Меттерниха. Последний, впрочем, взял на себя задачу очистить царя от обвинений, выдвинутых либералами: мысль о том, что союз был основан для ограничения народных прав и усиления абсолютизма, была клеветой на благороднейшие намерения монархов, говорит Меттерних; декларация эта была не чем иным, как моральной манифестацией, выражением мистического настроения императора Александра и притом неподходящим и неудачным символом единения между монархами, пустым и звонким документом. Меттерних должен был вложить в него определенное содержание, подобно тому как Наполеон наполнил реальным содержанием бесплотные формы сийесовской конституции, и под влиянием Меттераиха Священный союз действительно сделался лигой монархов против народов.

Впрочем, монархи почти немедленно оставили почву абстракций и смутной мистической фразеологии и при возобновлении Шомонского договора 20 ноября 1816 года приняли весьма определенное и совершенно конкретное решение. «С целью обеспечения и облегчения практического исполнения настоящего договора, — гласит статья VI, — и для упрочения дружеских отношений, связывающих в настоящее время четырех монархов на благо всему миру, высокие договаривающиеся стороны условились периодически собираться в определенные сроки на совещания, посвященные великим общим интересам и рассмотрению мер, которые в каждую данную эпоху признаны будут наиболее благотворными для спокойствия и процветания народов и для сохранения европейского мира». Этот стиль, без сомнения, был еще целиком пропитан духом Александра; но сущность принадлежала Меттерниху, а идея этих великих периодических съездов, своего рода европейской директории, обсуждающей и решающей все вопросы общего порядка, принадлежала уже безусловно ему.

Канцлер Меттерних. Теория права вмешательства.В продолжение восьми приблизительно лет австрийский канцлер играл в Европе преобладающую роль, и политическая система, применявшаяся в период 1815–1822 годов, и до сих пор еще сохраняет название меттерпиховской системы. Мало было на свете таких самовлюбленных и пропикнутых таким сознанием важности собственной персоны людей, как Меттерних. Автобиография, напечатанная в виде введения К его запискам, представляет собою поразительный памятник его высокомерия. Современники не имеют у него других эпитетов, как маленький Нессельроде, бедный мечтатель Каподистрия; Тьер для него — глупец и акробат, Берье — дурак; только Ришелье [23] Здесь Меттерних имеет в виду не своего современника герцога Ришелье (французского министра), а кардинала Ришелье, государственного деятеля XVII века. — Прим. ред. и Мазарини — достойные люди. Сам он — наместник бога, факел, светящий всему человечеству, громадная моральная сила, которая после своего исчезновения оставит по себе незаполнимую пустоту. Трудно найти человека, в котором гипертрофия своего я достигла бы подобной степени развития.

Этот надменный человек был заклятым врагом революции, против которой он твердо решил бороться до последнего издыхания. Он сам называл себя человеком старого закала, «человеком прошлого». Говоря о революции, он прибегал всегда к целому ряду самых резких метафор. Революция выступает у него то в виде болезни, то в виде вулкана, то в виде пожара, грозящего все уничтожить, то в виде стоглавой гидры, готовой пожрать общественный порядок. Он ненавидит и парламентский режим, так как это — режим, к которому применима поговорка «уйди прочь, а я займу твое место», и представительный образ правления, который является системой «постоянных переворотов». По мнению Меттерниха основным благом государственной жизни должен быть покой, а в его понимании покой означал неподвижность.