Эрнест Лависс - Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

По его мнению, с изменением хартии дело революции было завершено, и всякая дальнейшая реформа представлялась ему опасной химерой. Поэтому он с самого начала примкнул к партии сопротивления. С точки зрения Гизо задача правительства должна была ограничиться сохранением существующего, поддержанием порядка во внутренней политике и мира во внешней, т. е., в сущности, — созданием условий, обеспечивающих развитие национального богатства. Именно эту программу он и начал проводить с 1840 года и именно такое определение дал он своей политике в первом же заседании палаты.

Единственно мудрая политика сводилась, по его словам, к «сохранению мира всегда и повсюду». «Поверьте мне, господа, не будем говорить нашему отечеству о завоевании новых территорий, о великих войнах и о великом отмщении за прежние обиды. Пусть только Франция процветает, пусть она будет свободной, богатой, разумной и спокойной, и нам не придется жаловаться на недостаточность ее влияния в мире». Точно так же смотрел на вещи и Луи-Филипп. Гизо не подчинялся влиянию короля и не играл роли послушного исполнителя личной политики и воли Луи-Филиппа. И если в продолжение семи лет могло казаться, что он является покорным слугой монарха, то это лишь потому, что между — министром и королем существовало единомыслие относительна политических целей.

Система подкупов.В продолжение семи лет палаты шли за Гизо, и так как министерство всегда имело на своей стороне-большинство, то — судя по внешности — во Франции установился парламентарный режим. Но это большинство состояла из чиновников. Их было 184 в палате 1846 года. Правительство держало их в своих руках жалованьем, выплачиваемым-из государственного казначейства, и обещаниями повышения по службе. А система крупных концессий и привлечения к участию в государственных подрядах давала возможность склонить на сторону правительства 30 или 40 депутатов, необходимых для составления министерского большинства. — Те же самые приемы обеспечивали в стране правительственным кандидатам голоса избирателей. Гизо, отличавшийся строжайшей честностью в своих частных делах, возвел подкуп в государственную систему. Это зло растлило всю администрацию, и в последние годы царствования разразились позорнейшие скандалы. Одновременно с разоблачением лихоимства и воровства в Рошфорском морском арсенале и расхищения интендантских запасов в Гро-Кайу в мае 1841 года стало известно, что пэр Франции, председатель одной из палат кассационного суда, Тэст, министр общественных работ в кабинете 29 октября, продал за 100 ООО франков концессию на Гуэнанские соляные копи, причем роль посредника в этой сделке играл другой пэр Франции, генерал Кюбьер, дважды занимавший пост военного министра. Эмиль Жирарден, которого не решились привлечь к суду, обвинил министра внутренних дел Дюшателя в том, что он продал за 100 ООО франков в пользу министерской газеты Эпоха привилегию на открытие третьего оперного театра и обещал звание пэра за 80 ООО франков. Сам Гизо в январе 1848 года признал в палате, что некий господин Пети для получения должности казначея в Корбейле должен был, с согласия правительства, уплачивать ренту в сумме 6000 франков за отставку старшего советника контрольной палаты, причем освободившееся таким образом место послужило наградой за услуги, оказанные министерству.

Министерство и оппозиция. Внешняя политика.Своей властью над палатой Гизо пользовался, чтобы не допускать никаких политических реформ. Он упрямо проводил политику неподвижности. «Послушать вас, — говорил ему Ла-мартин в 1842 году, — так вся политическая гениальность государственного человека состоит только в том, чтобы, заняв положение, которое дала ему случайность или революция, оставаться в этом положении инертно и неподвижно, отвергая неумолимо малейшие улучшения. И если действительно только в этом вся гениальность государственного мужа, облеченного правительственной властью, то не нужно нам государственных мужей. Хватит с нас и простой тумбы!»

Эта инертность под конец наскучила даже верным министерству консерваторам, и после выборов 1846 года в их среде сложилась прогрессивная партия. Один из депутатов, всегда поддерживавших Гизо, обозревая деятельность министра в 1847 году, пришел к следующему выводу: «Что сделано в течение семи лет? Ничего, ничего, ничего!»

Оппозиция, состоявшая из легитимистской правой и различных групп левой, главные свои нападки обращала на внешнюю политику министерства и на его отношение к союзу с Англией, а во внутренней политике — на вопрос об избирательной и парламентской реформах. С первых же дней своего существования Июльская монархия искала союза с Англией. Луи-Филипп полагал, что для отпора абсолютистским державам нельзя нигде найти лучшей поддержки, как в стране, политическая организация которой была всего ближе к французской. Отсюда посылка Талейрана в Лондон в сентябре 1830 года и четверной союз 1834 года с Испанией и Португалией. В 1836 году отказ Луи-Филиппа от вооруженного вмешательства в испанские дела повлек за собой охлаждение между двумя странами. Известно, какую ярость вызвала проделка Пальмерстона, обманувшего Францию в египетском вопросе. Вопреки народному чувству, король и Гизо решили, тем пе менее, возобновить связь с Англией и попытаться восстановить то, что именовалось сердечным согласием. Возможно, что эта политика была не хуже всякой другой, но, стремясь к сердечному согласию, следовало бы все-таки тщательно охранять достоинство, честь и интересы Франции. А между тем в двух случаях министерство недостаточно позаботилось об этом достоинстве и интересах.