Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

В них, согласно Арриану (П.7.9), "Александр вспомнил о Ксенофонте и его Десяти Тысячах, которые не могли сравняться с ними ни по числу, ни по чему-то иному... победили неподалеку от Вавилона самого Великого царя со всей его армией, а затем в своем походе к Понту Эвксинскому с успехом атаковали и побеждали все народы, которые пытались преградить им путь". В "Предисловии" же, напротив, Арриан умудряется противопоставлять оба "Анабасиса" и обоих вождей: Александр сам ведет армию, в то время как у Кира на флангах стоят греческие военачальники; Десять Тысяч и Ксенофонт не были одиноки перед лицом многочисленной армии царя: в первой части похода, марша в глубокий тыл, их направлял Кир (анабазис в строгом смысле этого слова); речь не идет о безусловной победе под стенами Вавилона; напротив, этот прецедент не оценивается слишком положительно: ясно сказано, что Десять Тысяч бежали от Великого царя, и что победы, которые они одержали впоследствии, были одержаны над значительно менее знаменитыми противниками. Более того, они одерживались в то время, как греки бежали к морю (katabasis, поход к побережью); Александр же, напротив, не участвовал в katabasis, он не бежал от Великого царя.

Иными словами, исторические прецеденты комментируются и подаются в зависимости от требований текущего момента: в первом случае (речь перед Иссом) историю Десяти Тысяч используют для того, чтобы воодушевить, укрепить и обосновать превосходство греков над варварами на основании хорошо известного topos, противопоставляя число (варвары) и качество (греки); во втором случае Аррианом руководит желание доказать, что никто не совершил erga (подвигов), сравнимых с подвигами Александра. В данном случае приключение Десяти Тысяч приведено в качестве контрпримера, так как, в сущности, они вели себя подобно Дарию III. Давайте особенно запомним ссылку на бегство перед лицом врага, так как - у Арриана в особенности, - неоднократные панические бегства из гущи сражения являются чертой, периодически определяющей поведение Дария III при столкновениях с Александром, и противопоставляющей одного другому. Также ясно, что согласно логике изложения, определенной в его "Предисловии", Арриан не упоминает никаких подвигов (ergon), приписываемых Великому царю, в то время как согласно традиции, которой следуют Диодор Сицилийский и Юстиниан, Дарий до своего воцарения совершал запоминающиеся деяния [26] Диодор XVII.6.1–2; Юстиниан Х.3.3–5 (анализируемый ниже на стр. 199–212). .

Сравнения, противопоставляющие великих полководцев, при которых автор настаивал на трусости, присущей персам, часто принижали значение побед Александра. Этот парадокс веселит Лукиана, который выступает от лица Филиппа, очень критически оценивая победы, одержанные его сыном: "Ты, всегда боровшийся только с подлыми трусами (deloi)... мидийцами, персами, армянами... всегда готовыми бросить свои луки, копья и щиты... разве ты не знаешь, что до тебя Десять Тысяч, ведомые Клеархом, сражались с ними так, что они даже не предполагали, что греки могут убегать?" В другой главе "Диалогов умерших" Ганнибал подчеркивает превосходство собственных побед с формулировкой, в которой снова утверждается трусость Великого царя: "Я сражался с самыми храбрыми, а не с индийцами или армянами, то есть с людьми, которые убегают прежде, чем их начинают преследовать, оставляя победу отважным... Александр, тот тоже торжествовал над трусливым Дарием" [27] Лукиан. Диалог мертвых 14.1 (Александр и Филипп); 15.3 (Александр, Ганнибал, Минос, Сципион). .

Воспеватели Александра вполне осознавали этот подводный камень риторики. Чтобы избежать подобной трудности, они любили дать слово Дарию, заставляя его самого превозносить мужество Александра. Это особенно очевидно в речи, которую его заставляют произносить, восхваляя великодушие, проявленное Александром при смерти его жены Статиры: "Ну что ж! - воскликнул он. - Персия не пала совсем низко, и нельзя сказать, что мы последние из подлецов и трусов, раз потребовался такой человек, чтобы восторжествовать над нами" [28] Плутарх. De Fortuna Alexandri И.6 (338е). .

Мы можем выделить у Ксенофонта некоторые характеристики "идеального военачальника", которые, так сказать, еще более отягощают и без того негативный образ Дария III. В качестве особо убедительного примера давайте возьмем обязательную для хорошего военачальника способность привлекать и сохранять нерушимую преданность друзей и солдат при помощи своего к ним великодушия.