Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Здесь мы обнаруживаем слова, в основном применяющиеся для описания неземной красоты персидских царевен. Похожими словами описывается и нежная красота юного Багоаса, почти ребенком попавшего в руки Александра. Далее следует описание страданий безутешного царя:

"Царь был очень огорчен этой потерей и страдал. По всей Азии был траур, так как все пытались таким образом понравиться царю. Никто не рисковал приблизиться к нему и попытаться утешить его. Все считали его готовым на любой безрассудный поступок вследствие постигшего его несчастья".

Далее следует продолжение истории, отмеченное скромно выраженным, но явно заметным эротизмом. В нем, с одной стороны, повторно появляется Аспазия, а с другой, в третий раз вводится мотив переодевания путем упоминания особой одежды:

"Спустя три дня Аспазия надела траурные одежды, и, когда царь был готов отправиться принимать ванны, она остановилась перед ним, плача и опустив глаза. Он был удивлен, увидев ее, и спросил о причине ее приезда. Она сказала ему: "Я пришла, чтобы утешить тебя, царь, так как ты страдаешь и не можешь успокоиться. Но все же, если это тебя сердит, то я уйду". Перс был очень счастлив такому вниманию и приказал ей пойти и подождать его в его комнате. Она сделала это. Когда он возвратился, он надел на Аспазию одежду своего евнуха поверх ее черных одежд. Переодевание в мальчика ей в какой-то мере подходило, и ее красота еще больше возросла в его глазах. Видя ее в таком наряде, царь был покорен ею и попросил ее продолжать приходить к нему одетой таким образом до тех пор, пока не пройдет его боль. Говорят, что она была единственной из женщин Азии, и даже из близких родственников царя, в том числе сыновей и приближенных, кто мог успокоить Артаксеркса. Он излечился от своей печали, позволяя себя убедить этой женщине, с ее вниманием и заботливостью".

Чудесная история, где перенос влюбленности происходит вместе с одеждой возлюбленного, которая позволяет молодой женщине внушить царю сексуальное желание, разжигавшейся в прежнее время умершим молодым любовником!

От Тиридата до Багоаса, - повествовательные параллели совершенно очевидны, в том числе в иранской ономастике. И совершенно неважно, существовали ли они в действительности, или нет. То, что интересует древних авторов, так это история любви (выраженная или упомянутая при помощи речевых формул), слов и образов, которые были, разумеется, привычны для читателей римской эпохи. Они отлично ориентировались в восточных романах с описанием царского двора и гарема.

При отсутствии каких-либо биографических указателей можно свободно представить себе при помощи воображения жизнь Багоаса, как это сделала Мари Рено в своем романе "Персидское дитя", пользуясь образами, общепринятыми в наши дни. Наш молодой Багоас представлен там сыном персидского дворянина, Артембара, "из старого царского племени Кира, Пасаргад". Семья жила в замке недалеко от Суз. Артембар был сторонником Арсеса и противник опасного хилиарха Багоаса, который приказал своим агентам убить его. Выжил только один подросток, - разумеется, ввиду своей красоты. О нем говорили: "В нем чувствовалась порода, истинные, древние персидские корни и резвость козленка!" Вскоре он был продан торговцу рабами, а затем кастрирован - это действо описано писательницей с большим реализмом. Он становится сексуальным партнером Дария, который, в отсутствие его супруги, захваченной Александром, делит свои ночи между подростком и молодыми женщинами царского гарема. Юноша оказывается свидетелем всех событий при дворе и их последствий, с момента прихода Дария до момента, когда Набарзан отдает его Александру.

И в сцене конфронтации с Орксином на пороге гробницы Кира, позаимствованной у Квинта Курция, Багоас обнаруживает, что Орксин - не кто иной, как тот, кто убил его отца десятью годами ранее! Затем следует сцена благодарности и прощания, что позволяет романистке освободить Багоаса, и вместе с Ним Александра, от груза обвинений в "проституции", который навешивает на него Квинт Курций.

То, как описывается конец Орксина, типично для искусства риторики. Оба персидских главных действующих лица противоположны во всем, и автор твердо выступает в защиту Орксина, "человека из великой семьи... ведущего свой род от древнего персидского царя, Кира". Таким образом, описывая его несправедливую и жестокую смерть, он говорит следующее: "Таким был конец самого благородного из персов, который не только не был виновен, но и выказал редкое великодушие по отношению к царю" [123] Квинт Курций X.1.38. .