Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Конечно, Сенека прямо не назвал Дария. Но очевидно сравнение с поведением Ксеркса по отношению к Демарату у Квинта Курция и у наших авторов. Дарий действует и реагирует точно по образцу анонимного властителя, описанного Сенекой, "пришедшего к тому, что он более не- знал правды вследствие привычки слышать то, что льстит ему, вместо того, что является истинным... Он уступает гневу вместо того, чтобы тормозить его... Он наказывает за непроверенные факты так же, как если бы они были подлинными, он считает столь же позорным позволить себе уступить, как позволить себе сражаться".

Единое мнение, которое они демонстрируют в размышлениях о царской власти, эти авторы иллюстрируют в форме особенно красноречивого exemplum, где отношения и чувства, приписываемые Великому царю - его проволочки, раскаяние, гнев, страх перед Александром и его македонцами, его жестокость к тем, кто говорит "языком правды", еще более усиливают ужасное впечатление, испытываемое читателем. Великий царь напрасно старается задним числом "упрекнуть себя за то, что совершил страшную ошибку [осудил Харидемоса на смерть], - царская власть не могла помешать свершиться тому, что должно было свершиться", - поучительно комментирует Диодор [63] XVII.30.6. .

Иронический парадокс власти состоит, впрочем, и в том, что ввиду особой почтительности, которую каждый должен испытывать перед лицом царя, Харидемос должен сам винить себя за необдуманный поступок: "Ему недоставало сдержанности... Чрезмерная и несвоевременная свобода его речей погубила все его надежды" [64] Диодор XVII.30.5. . Читатели знали, разумеется, о сложном положении советников, испытавших на себе ярость Великого царя, как это, например, описал Элиан:

"Если кто-то имеет намерение давать советы Великому царю по поводу некоего тайного и трудного вопроса, имея целью отличиться, он встает на золотой кирпич. Если его советы кажутся дальновидными, то, прежде чем попрощаться, он получает этот кирпич как вознаграждение за свой совет; однако его хлещут бичом, поскольку он посмел противоречить царю" (Hist. Van XII.64).

Теперь понятно, почему прежде чем дать совет, приближенный или придворный царя спрашивал его, хотел бы он его слышать [65] См.: Геродот V.24. ! Необходимо, чтобы разумный советник был выслушан царем, но в случае с Дарием этого не произошло, констатирует Квинт Курций, сожалея об этом. В этом контексте особенно замечательно выглядит трогательное простодушие реплики, вложенной тем же автором в уста Великого царя. В то время как придворные толкают его к тому, чтобы убить руководителей греческих наемников, обвиненных в вероломных советах, царь отклоняет это предложение и поучительно замечает, что "никто не должен платить головой за не слишком разумное мнение, так как у него не осталось бы советников, если бы давать советы было бы столь опасным делом!" [66] Квинт Курций III.8.6.

Проанализировав декорации, актеров, диалоги и сценографию, давайте вернемся к результатам военного совета. Вот как освещают их Квинт Курций и Диодор. Первый пишет:

"Как и следовало ожидать, Дария поразила новость о смерти Мемнона; отказавшись от всех прочих намерений, он решил сражаться сам; он осудил все действия своих военачальников, считая, что рассудок оставил всех, за исключением одного, а удача - всех их" (Ш.2.1).

Со своей стороны, Диодор утверждает, что если Дарий решился взять на себя командование, то это произошло потому, что он не доверял никому из своих военачальников:

"Мысленно оценив достоинства македонцев и постоянно представляя себе неутомимую деятельность Александра, он искал военачальника, способного заменить Мемнона. Он не смог найти такого и был вынужден сам, собственной персоной, спуститься на берег и возглавить сражение за спасение империи" (XVII.30.7).

Обвинение в трусости здесь звучит неявно, но оно постоянно проявляется. Если следовать за мыслью наших авторов, царь попытался послушаться Харидемоса и возобновить войну, делегировав при этом руководство другим людям, а сам решил остаться в арьергарде, выжидая.

Полезность этих объяснений необходимо снова оценить в свете литературных прецедентов. Давайте перенесемся во времена царствования Артаксеркса III и к ситуации в долине Нила. Египет сопротивляется всем попыткам завоевания. "Мало пригодный для войны, любящий мир, Великий царь бездействует", доверяя армии военачальникам, которые все потерпели неудачу "ввиду их неспособности и отсутствия у них опыта". Когда финикийцы и цари Кипра присоединились к мятежу египтян, "царь пришел в ярость и решил объявить войну повстанцам. Поэтому он оставил привычку посылать военачальников, и решил сам вести войска в бой ради сохранения своего царства" [67] Диодор XVI.40.4–6: tous hyper tes basileias agonas. . Персидские цари не единственные, кто упоминается по этому поводу, поскольку то же самое объяснение применяется тем же автором в рассказе о нерешительности фараона Акориса по отношению к персидский угрозе: "Так как у него не было хорошего военачальника, он привел афинянина Шабрия: его опыт и ум сделали из него заметного стратега и его достоинства покрыли его славой" [68] XV.29.2. .