Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

Эти советы изображаются в стереотипной и повторяющейся форме, и роли на них распределены согласно неизменному плану. Если взять совет, созванный Ксерксом перед походом в Грецию, то на нем противостоят два близких родственника царя: Мардоний, который толкает к войне, и Артабан, который умоляет царя не рисковать с греками, чьи достоинства он описывает. В той же роли Мардоний выступает и в 479 году, когда он спорит со своим коллегой Артабазом: Мардоний, с его жестоким и опрометчивым характером, хочет вести войска в сражение против греческих войск, упоминая при этом "персидскую привычку к сражениям"; Артабаз же, напротив, "имел более точный взгляд на будущее и считал более правильным не бросаться сразу в риск сражения"; ему казалось более правильным дать денег греческим вождям, которые не упустили бы возможности "отступиться от своей свободы" [26] Геродот IX.41–42: nomos ton Persdon. .

Аргументы, которыми обмениваются персонажи, и приведенные человеческие типы неудержимо вызывают в памяти военный совет, на который в 334 году собрались персидские сатрапы Малой Азии с идентичной повесткой дня: вступать или нет в сражение против Александра [27] См.: Диодор XVII. 18.2–4; Арриан 1.12.9–10. . Роль, которую при дворе Ксеркса играл Артабан, а затем, в Греции, Артабаз, теперь исполняет родосец Мемнон, который предлагает не рисковать; лучше, по его мнению, применить перед лицом Александра тактику выжженной земли, и в то же время начать войну в Европе, чтобы вынудить Александра повернуть назад. Кроме того, очевидно, что - совсем как Артабаз в 479 году, - Мемнон считал, что персидское золото позволило бы убедить многих вождей покинуть македонский лагерь [28] См.: Диодор XVII.29.4. . И также, как Артабаз представлен Геродотом как человек, "у которого был более справедливый взгляд на будущее", Диодор говорит похожие слова о Мемноне: "Как показали дальнейшие события, этот человек дал превосходный совет". Квинт Курций также принимает подобный анализ событий. Он отмечает, что в Киликии Арсам "вспомнил советы Мемнона, данные им в начале войны, и решил, хоть и слишком поздно, выполнить план, который раньше был спасительным: железом и огнем он опустошил Киликию для того, чтобы создать перед врагом пустые земли" [29] Квинт Курций III.4.3. .

Выступая против Мемнона, персы, которые стояли на стороне Арсита, представляют доводы, близкие к доводам Мардония в Греции: защищая идею встретить Александра в сражении лицом к лицу, они обращаются к понятной им традиции "гордой восторженности" [30] Диодор XVII. 18.4 megalopsykhia (HEP 1069). . Использованное выражение напоминает "персидскую привычку к сражениям", о которой говорил Мардоний, выступая против того, что он считал малодушием Артабаза. Именно это старался выразить Юстиниан, приписывая Дарию следующие стратегические мысли, явно объединенные этикой свободной, смелой и радостной войны: "Уверенный в своих силах, он пренебрег обращением к хитрости и заявил своим приближенным, что скрывать свои намерения значило бы украсть победу". Это заявление странным образом напоминает реплику, приписываемую Аррианом Александру, брошенную им перед Гавгамелами в ответ на предложение Пармения прибегнуть к ночной тайной вылазке: "Было бы позорно украсть победу, и Александр считал для себя необходимым победить при свете дня и без хитроумных приемов" [31] Юстиниан XI.6.8: occultaconsiliavictoriae furtivae convenire; Арриан III 10.2; aiskhros klepsai ten niken, alia phandros kai aneu sophismatos nikesai. .

Во всех этих случаях решение принимается по совету тех, кто восхвалял наступление; во всех этих случаях греческий автор выступает в защиту "мудрого" решения и разоблачает авантюризм тех, кто толкает царя к войне. Причина этого в том, что дальнейшие события ясно показали, что действия, приводящие к отсрочке генерального сражения, позволяли избежать поражения! Но фактически обвинение падает на царя, решившегося на риск, который автор считает опрометчивым. В сущности, у Артабана, Артабаза, Мемнона и Харидемоса есть другой общий момент - то, что они предостерегали от недооценки греческих и македонских войск, или, точнее, от слишком сильного презрения, проявленного Мардонием, персидскими сатрапами в 334 году или Дарием III. Квинт Курций очень строго осуждает снисходительное высокомерие, проявленное Дарием по отношению к своему противнику: "Это хвастовство не имело под собой реальной основы" [32] Квинт Курций Ш.8.11: haec magnificentius iactata quam uerius. .

После смотра своих огромных армий чувства персидского царя представлены Квинтом Курцием следующим образом: