Борислав Печников - «Рыцари церкви». Кто они? Очерки об истории и современной деятельности католических орденов

В конце XIX в. в Германии и Австрии был основан «орден новых тамплиеров» с неопределённым статусом и эклектической системой. В качестве эмблемы новые «рыцари церкви» избрали знак, который позднее стали называть свастикой.

Такие личности, как Елена Блаватская, основательница «Теософского общества», и Рудольф Штайнер, родоначальник антропософии, рассуждали об эзотерической «традиции мудрости», дошедшей до них через розенкрейцеров от катаров и тамплиеров.

Рыцари-храмовники, но уже в новом обличье, весьма популярны и поныне, в первую очередь во Франции.

В заключение следует добавить, что различные тамплиерские организации в западных странах в 1910 г. заключили между собой так называемый конкордат.

Лето катилось к своей макушке. В тот необычайно знойный июньский день, когда солнце немилосердно пекло с блёкло-голубых небес Севера, по пыльной дороге из столицы империи в Павловск с черепашьей скоростью двигалась довольно пёстрая кавалькада. Впереди оной выступал гренадерского роста чернобровый и черноусый, со смугло-румяным лицом всадник в весьма необычном платье: чёрный полукафтан, на который, видимо, с трудом был натянут ярко-красный супервест, а поверх всего нарочито небрежно была накинута мантия цвета вороньего крыла. Приплюснутый берет из бархата с развевающимися во все стороны причудливой окраски страусиными перьями венчал крупную голову. Первое же, что бросалось в глаза во всём экзотическом облике рыцаря, был пришитый на груди огромный чёрный круг с белым восьмиконечным крестом посередине и серебряный жезл, которым потрясал всадник.

Чуть поодаль на рыжей кобыле восседал закованный в серебристые латы, в шишаке с чёрным волосяным гребнем музыкант с литаврами в руках, а за ним – шесть трубачей, самозабвенно и беспрерывно наигрывавших какую-то мелодию, отдалённо напоминавшую католический хорал.

В середине поезда двигалась ажурная с зеркальными стёклами карета, в ней на шёлковых подушках сидел человек такого маленького роста, что из-за стёкол экипажа была видна лишь его высохшая, как у мумии, головка в пышном напудренном парике. На своих острых коленях карлик бережно держал бархатную с золотыми кистями подушечку малинового цвета, на которой покоилась круглая коробка. Распространяя аромат французской пудры, в треугольных шляпах и красных ливреях с золотыми галунами, придворную карету, запряжённую шестёркой породистых лошадей, сопровождали рослые лакеи.

В других таких же блестящих каретах сидели одетые в чёрные мантии с белыми крестами на плече рыцари, сопровождавшие положенные на подушки меч в золотых ножнах и корону с крестом, осыпанную драгоценными камнями. Поезд замыкал отряд кавалергардов. Их серебряные латы и раскалённые зноем шишаки на шлемах искрились под лучами жаркого солнца. Император Павел I тем временем, сгорая от нетерпения, вышагивал по коридорам и залам дворца в ожидании рыцарей, которые по его приказу везли сюда регалии великого магистра Мальтийского ордена, хранившиеся всегда в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца.

В летней резиденции православного монарха все готовились к предстоящему празднику – чествованию Иоанна Крестителя, покровителя католического Мальтийского ордена.

В 7 часов вечера, когда жара начала постепенно спадать, на площадь перед дворцом стали стекаться мальтийские кавалеры и рыцари, прибывшие из Петербурга. Предводительствовал в довольно разношёрстной толпе архиепископ Амвросий, исправлявший при великом магистре должность «призрителя бедных» – пост архаичный, синекурный и для многих непонятный.

Наконец, в облачении главы Мальтийского ордена, с венцом на голове показался сам император, держа в руках незажженный факел. В нескольких шагах от него степенно шествовали его «оруженосцы» с обнажёнными палашами: интимный друг Павла I граф Иван Кутайсов и шеф кавалергардского корпуса князь Владимир Долгоруков.

Мальтийские кавалеры при гробовом молчании трижды обошли вокруг разложенных накануне костров, после чего император, его сын, наследник престола Александр Павлович, и один из иерархов «рыцарского братства» граф Салтыков подожгли костры – так называемые жертвенники. Сухой ельник вспыхнул, подняв клубы чёрного и сизого дыма, и, когда тот рассеялся, костры, затрещав, разгорелись ровным ярким пламенем, отбрасывая на окружающих зловещие блики.

По лицу Павла блуждала умиротворённая улыбка, придававшая его курносой физиономии глуповатое выражение. Император искренне верил в исцеляющую силу костров, на которых крестоносцы в Палестине сжигали свои пропитанные кровью бинты и повязки. И теперь, во время летнего солнцестояния, Павел лил слёзы умиления и, как ему казалось, очищения…