Вольдемар Балязин - Семнадцатый самозванец

Чуть приоткрыв глаза, Азем-Салих паша спросил:

- Когда урус-бек Иван ушел от литовского короля?

Спросил для того, чтобы урус подумал, что ему - великому визирю ничего о нем не известно. Хотя задолго до того, как московский царевич был допущен для встречи с ним, Азем-Салих паша знал многое из того, что произошло с беглецом, но лучше, полагал визирь, если беседующий с тобой считает тебя неосведомленным и, рассказывая, не опасается острия знания, спрятанного под одеждой неведения.

Зелфукар-ага, выслушав Анкудинова, ответил:

- Позапрошлым летом, господин...

- Спроси уруса, где он бегал два года?

- Он говорит, что после того, как люди молдавского господаря отобрали у него все имущество и едва его не убили, он ушел в Румелийское бейлербейство, которое урусы называют Булгарией, и жил там в христианском медресе у своих единоверцев-болгар, читая книги пророка Исы из Назарета, и обучаясь у лекарей и звездочетов. Оттуда он ушел в Истанбул, оставив в Румелии своего человека.

- Обучен ли урус ратному деду?

- Урус говорит, что умеет биться на саблях, стрелять из самопала и пистолета.

Везир и азам снова закрыл глаза. Тимоша молчал. Молчал и Зелфукар-ага.

- Спроси его, чего он хочет от его величества султана, повелителя правоверных, опоры ислама, владыки великой империи османов да продлит аллах до бесконечности его годы?

- Бей говорит, что если повелитель правоверных даст ему сорок тысяч сипахов, хумбараджей и силяхтаров* (* Сипахи, хумбараджи и силяхтары всадники, артиллеристы и оруженосцы турецкой армии.) он поведет их на Москву и привезет царя Урусов в Истанбул в железной клетке.

Азем-Салих паша замер. От верных людей он знал, что московский царевич не захотел вести польские полки на Москву, когда ближний человек короля Владислава - Кисель-ага - предлагал ему это. Почему же теперь царевич Иван сам просит у султана войско?

* * *

...Синие орлы висели в белом небе над выжженной зноем степью. Даже суслики попрятались в норы, и только змеи недвижно лежали в пожухлых коричневых травах.

Тимоша и Костя ехали на полдень. Солнце уже медленно скатывалось книзу, но до заката было ещё долго и земля ещё не остывала, а принимая солнечный жар, смешивала с ним свое тепло на самой грани почвы и воздуха. И от этого над камнями и травами степи зыбкой туманной завесой стелилось сиреневое марево - будто стояли ночью бесчисленные казацкие курени и ушли, оставив в степи дотлевать сухие травы, кизяки и солому. Тимоша и Костя ехали молча, устав от зноя, тишины и жажды. Вдруг кони их враз всхрапнули и, запрядав ушами, заметно прибавили шаг. Остроглазый Костя проговорил быстро:

- Вроде мазар впереди* (* Мазар - могила мусульманского святого, чаще всего в виде мавзолея или склепа.)

Тимоша, ничего не видя, подтвердил:

- Вроде мазар.

И помолчав, добавил: - А где мазар - там и колодец.

Глинобитный мазар вынырнул как-то сразу. И тут же путники заметили невысокую каменную кладку колодца.

Солнце - красное, большое - висело над степью, и по всему выходило ночевать нужно было в мазаре.

Напоили лошадей, напились сами. Разулись, положили сёдла под голову и, оставив кафтаны в ногах - ночью сгодятся - ночь не день, тепла и в помине нет - легли спать.

Среди ночи - охнуть не успели - повязали их некие лихие. люди и, забрав всё до нитки, выгнали из мазара. Ночь стояла светлая, видно все было, как днем. Связанных одной веревкой, привязали их к луке седла последнего всадника и неспешно двинулись на поддень - туда, куда Тимоша. и Костя поехали бы и сами, если б довелось им утром проснуться свободными.

После того, как первое потрясение прошло, и Тимоша и Костя поняли, что пленившие их люди - не разбойная ватажка и не татарский разъезд. Всадники - все до одного - сидели на сытых красивых конях, кафтаны на всадниках были одного цвета и фасона, одинаковыми были и сапоги и шапки. И даже лицом напоминали они друг друга - были, как на подбор, - смуглые, усатые, кареглазые.

Ждать разгадки пришлось недолго. В двух верстах от места их последнего ночлега, на берегу речки, увидели они шатры, палатки, повозки, услышали песни, звуки бубнов, учуяли залах дыма и жареного мяса.

Их провели по шумному, веселому табору сквозь ряды телег и палаток к большому белому шатру. У входа в шатер торчал бунчук, стояло знамя, обвисшее чуть не до земли, и опираясь на пики, толпились здоровенные усатые гайдуки, одетые - а точно такие же кафтаны, сапоги и шапки, какие были и на тех людях, которые час назад повязали Тимошу и Костю.