Гровер Ферр Array - 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

И речь здесь надо вести не о каком-то чисто академическом консерватизме. Идеология «холодной войны», равно как легитимность существования стран, возникших после распада СССР на постсоветском пространстве и в Восточной Европе, в значительной степени возлежат на «антисталинской парадигме», в том числе на экстремистской концепции «мирового зла», приравнивающей Советский Союз к нацистской Германии, Сталина к Гитлеру. Нет сомнений, что отказ от парадигмы ведет к подрыву этой легитимности.

Существующие парадигмы не исчезают сами по себе. Они рушатся под весом исторических свидетельств, когда их количество и значимость возрастают настолько, что исследователи начинают отказываться от старого ради иной или иных исторических концепций. Часто так поступают более молодые ученые или те, кто в отсутствие обязательств по отношению к старым парадигмам, способен бросить им прямой вызов. В конечном итоге сила доказательств неизбежно перевешивает. И рано или поздно одерживает верх.

Всех, кто не испытывает сомнений в невиновности Бухарина, резонно было бы спросить: (а) какие свидетельства могут разумно существовать и (б) обладать достаточной убедительной силой, чтобы считать Бухарина виновным в признанных им самим деяниях, или, говоря короче, в организации крупномасштабного антиправительственного заговора?

Вопрос об исторических доказательствах важен еще и потому, что связан с рациональной природой человеческого мышления. Если никакое из потенциально возможных свидетельств не способно убедить кого-то, скажем, в существовании заговора, тогда собственные представления такого человека будут как бы «заморожены», в принципе непоколебимы никакими доводами. То есть, если из всего множества предположительно существующих свидетельств нельзя отыскать хотя бы одного приемлемого доказательства ошибочности чьих-то представлений, тогда эти последние зиждутся исключительно на предубеждении, а не на разумно построенных умозаключениях.

В нашем случае вопрос о свидетельствах не так-то прост. В случае существования заговоров, о которых говорилось на московских процессах или подобных им, не приходится рассчитывать, что они надлежаще документированы, а их описания помещены в какой-то из архивов. [355]Что особенно справедливо в отношении возможного сотрудничества Бухарина, Троцкого или Тухачевского с немцами, поскольку оно (опять-таки предположительно) осуществлялось НЕ с эмиссарами Гитлера или нацистского правительства, а с представителями германского Генштаба, которые не сходились во взглядах со своим фюрером, хотя и работали на него долгие годы.

Все, кто не думает не только отбросить, а хотя бы засомневаться в истинности «антисталинской парадигмы», обычно избегают обсуждать проблему исторических свидетельств. Вот одно из их типичных суждений: «Известно, что НКВД использовал на допросах пытки и издевательства, принуждая подсудимых к ложным показаниям, выдуманным самими следователями. Поэтому нельзя верить ни одному слову ни одного из подследственных».

В той или иной форме возражения такого рода были высказаны тремя известными учеными, которые специализируются на советской истории и пользуются заслуженным авторитетом. Нелишне поэтому уделить их доводам чуть больше места и времени.

Процитированный выше тезис низводит историческую науку до уровня «веры». Ну в самом деле, что в таком случае будет происходить с принципами построения научно обоснованных выводов и сохраняется ли тут примат исторических свидетельств? «Вера» не нуждается в доказательствах; без участия или влияния оных она восходит к парадигме, которая существует лишь за счет «религиозной» преданности ее идеям. Таким образом, вопрос о «вере» связан не столько с сутью обсуждаемой темы, сколько с умонастроениями самих «верующих».

У приверженцев «антисталинской парадигмы» вопрос о пытках стал идолом, превратился в некий священный объект, магические чары которого позволяют избавиться от тени или даже призрака исторических свидетельств. Ибо и в тех случаях, когда (как нередко бывает) по данному конкретному делу нет вообще никаких подтвержденных доказательствами фактов истязаний, все равно говорят: как же, дескать, можно судить, что не было «ничего такого»; откуда-де им знать, что подследственный признался не из страха физического насилия или опасения за жизнь членов своей семьи?