Гровер Ферр Array - 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Лишенный демонизации образ Сталина, конечно, оставляет много места для споров и разногласий. Но уже появились работы, которые помогают понять, что на самом деле происходило в годы Сталина, какая тогда проводилась политика, какие ошибки совершались в то время и т. д. Но более весомые результаты появятся лишь тогда, когда будут навсегда повержены мифы о «сталинской тирании» и внимание исследователей переключится на изучение все увеличивающегося год от года числа источников из бывших советских архивов, которые позволяют гораздо лучше познать события советского прошлого.

Предлагаемая вниманию глава преследует единственную цель: показать несостоятельность господствующей сегодня концепции политической истории СССР 1930-х годов. Документы из дотоле засекреченных советских архивов — вот свидетельства, которые красноречиво опровергают историческую парадигму, принятую со времен Н.С. Хрущева. И доказать свой тезис мы попробуем на типичном примере — десятой главе книги Стивена Коэна «Бухарин. Политическая биография. 1888–1938.

Для краткости сама концепция будет в дальнейшем именоваться «антисталинской парадигмой». Несколько неуклюже, но более точно ее следовало бы называть «парадигмой Троцкого—Хрущева—Горбачева», ибо именно Л.Д. Троцкий — с первого дня своего изгнания из СССР в январе 1929-го и вплоть до смерти от руки убийцы в августе 1940 года — стал возлагать лично на Сталина вину за то, что он считал пороками и грехами социализма советского образца.

С 1956 года ту же тему подхватил Хрущев, и, когда он находился у власти, нападки на Сталина все усиливались, пока наконец в октябре 1964 года Никита Сергеевич не был изгнан со всех постов. Начатая при поддержке М.С. Горбачева и развернувшаяся с середины 1980-х годов кампания против Сталина и его соратников во многом превзошла даже ту, что велась в хрущевские годы. «Демонизации» подвергался не только Сталин, но и другие деятели сталинской эпохи, включая самого Хрущева.

На Западе «антисталинскую парадигму» чаще всего связывают с именем Роберта Конквеста и его книгой «Большой террор. Сталинская чистка тридцатых(1968), а также с работой Роя Медведева «К суду истории: генезис и последствия сталинизма» [187](1971). Для обоих сочинений основными источниками сведений стали «разоблачения» периода хрущевской «оттепели». Слово «разоблачения» здесь взято в кавычки, чтобы дать понять: литература такого сорта замешена почти сплошь на одной лжи.

Обе книги слишком велики по объему (почти 870 страниц у Конквеста, под 1150 у Медведева), и охватить их содержание в одной главе невозможно. Поэтому авторы избрали другой путь и остановили свой взгляд на другом влиятельном сочинении — 10-й главе («Последний большевик») книги С. Коэна, одного из авторов «классической» интерпретации советской политики 1930-х годов. Вышедший уже после канонических трудов Конквеста и Медведева коэновский «Бухарин» опирается на обе эти книги, но помимо них — на такие использованные Конквестом работы, как книги Бориса Николаевского и Александра Орлова.

Поскольку внимание автора было сосредоточено не на всей политической истории СССР, а преимущественно на одном Бухарине, научный и хорошо документированный очерк его жизни и деятельности в 1930–1938 годы Коэну удалось уместить всего на 48 страницах. Таким образом, глава получилась достаточно короткой для ее детального анализа, но в то же время — достаточно представительной для рассмотрения всей «антисталинской парадигмы», ибо содержит 207 ссылок на различные источники.

Краткость не единственная и даже не главная из особенностей десятой главы, делающая ее критику особенно значимой. Книга Коэна стала «классической» сразу после публикации и остается таковой доныне. Опубликованная поначалу в издательстве «Альфред А. Нопф», вторично она вышла уже в престижном «Оксфорд юниверсити пресс» и там же продолжает печататься по сей день.

Книга Коэна важна в другом отношении. Именно ей суждено было стать самой первой из работ западных советологов, напечатанной типографским способом одним из советских издательств. Сам Горбачев, как сообщают, рассказывал автору, что «Бухарин» произвел на него неизгладимое впечатление еще в начале 1980-х годов, когда он прочитал коэновский труд в русском переводе. [188]