Гровер Ферр Array - 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Начиная по меньшей мере с хрущевских времен многие стали воспринимать Бухарина как сталинского антипода. Сам Хрущев собирался «реабилитировать» «любимца всей партии» еще в 1950-е, а потом сожалел, что этого не случилось. После 1956 года лидеры просоветского крыла в международном коммунистическом движении пришли к мнению, что бухаринская концепция построения социализма гораздо лучше учитывала условия, сложившиеся в СССР. Отчасти из-за тесных связей с зарубежными меньшевиками Бухарина стали принимать за своего даже среди антикоммунистически ориентированных социал-демократов. [182]

Все находили в нем положительные черты и противопоставляли Сталину, на которого возлагалась вина за кровавые массовые репрессии. Но последние, как теперь можно видеть, могли вообще не начаться, если бы Бухарин поступил в точном соответствии со своими уверениями в том, что он окончательно «разоружился», и выдал бы Сталину Ежова как одного из руководителей заговора.

Как отмечает Юрий Жуков, всеобщие, равные, прямые и тайные выборы по новой Конституции (1936) не состоялись в самой демократической своей части: принцип альтернативного выдвижения нескольких кандидатов на одно место был отброшен под нажимом первых секретарей. По словам последних, антисоветские заговоры с участием недовольных лиц получили настолько широкое распространение, что враги социализма могли воспользоваться ситуацией и одержать на выборах верх.

Представленные Жуковым свидетельства показывают, сколь упорно трудились Сталин и его сторонники в Политбюро, боролись за демократические принципы, воплощенные в новой избирательной системе выборов в Верховный Совет СССР. Но перед лицом настойчивых требований региональных партруководителей исключить из избирательной системы положение о выдвижении нескольких кандидатов на одно место Сталин и его приверженцы вынуждены были отступить. В таком урезанном виде положение вошло в тезисы доклада В.М. Молотова на открывающемся 11 октября 1937 года Пленуме ЦК ВКП(б).

Буквально на следующий день по обвинению в троцкизме и шпионаже в пользу Германии аресту подвергся Я.А. Яковлев, который еще через два дня дал покаянные показания. Но именно ему довелось очень тесно работать со Сталиным над проектом новой Конституции. Яковлевские признания — одно из убедительных и заслуживающих внимания свидетельств, зафиксировавших, сколь широко простирались щупальца троцкистского заговора. [183]

Попробуем представить: партийного работника высокого ранга, участвовавшего в разработке проекта Конституции и поддерживавшего сталинскую идею состязательных выборов, вдруг разоблачают как давнего тайного участника троцкистской организации и германского шпиона!.. Судя по всему, речь идет еще об одном ударе, нанесенном Сталину и его сторонникам за их усилия привить в СССР демократическую избирательную систему, одержать на выборах победу и таким образом отстранить партию от несвойственных ей функций государственного управления.

В письме на имя Сталина от 10 декабря 1937 года Бухарин отрекся от всех ранее данных им признаний. [184]

Поскольку письмо подробно рассмотрено авторами в другой главе книги (куда мы и отсылаем любознательного читателя), здесь достаточно коснуться лишь некоторых из затронутых там вопросов.

С одной стороны, Бухарин так и не написал в том письме всей правды. Из автобиографии его друга и политического союзника Жюля Эмбер-Дро известно, что в конце 1920-х годов в планы Бухарина входило физическое устранение Сталина. Однако в письме от 10 декабря Бухарин отрицал, что он когда-либо мог решиться на что-то подобное. Это ясный образчик бухаринской лжи.

Гетти и Наумов подметили другую любопытную особенность того же послания: в письме Бухарин откровенно противоречит своим предшествующим клятвенным уверениям, что он-де уже поведал всю правду без остатка. На самом же деле выходило так, что Бухарин лишь еще больше подрывал доверие к своим высказываниям.

После письма с отречением от показаний Бухарин вскоре вновь начал давать их. Известно, к примеру, что очередные признания были получены от него две недели спустя — 25 декабря 1937 года. Следующий допрос датирован 20 февраля 1938 года. Не забудем здесь об очень подробных показаниях на процессе по делу правотроцкистского блока в марте того же года. Но к тактике отрицания вины он больше не возвращался, а, наоборот, взывая к милосердию, принялся осуждать свои деяния в крайне жестких выражениях.