Гровер Ферр Array - 1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Обладал доступом к документу и Хаустов; его имя значится среди составителей сборника «Лубянка. Сталин и НКВД—НКГБ—ГУКР «Смерш», где, собственно, и был опубликован полный текст заявления Фриновского от 11 апреля 1939 года. Но Хаустов держал в руках и подлинник самого заявления: в своей более ранней статье, одно время размещавшейся на странице ФСБ в Интернете, он приводит взятое именно оттуда закавыченное обещание Ежова сохранить жизнь Бухарину. Но, как и другие авторы, Хаустов тоже «постеснялся» указать, что Ежов раздавал все свои посулы только в обмен на обязательства подследственных хранить гробовое молчание о его собственных связях с заговорщиками.

Черушев (следующий в нашем ряду) цитирует записку довольно аккуратно. Но от того мало что меняется, поскольку и он утаивает от читателей, что записка Фриновского удостоверяет факт существования заговора «правых». Чуть не дюжиной своих пухлых сочинений Черушев стремится доказать ложный характер дела Тухачевского и беспочвенность обвинений, выдвинутых против других заговорщиков в Красной Армии. Но Бухарин и Тухачевский дали независимые друг от друга показания, назвав друг друга соучастниками преступного сговора. Поэтому указать на виновность Бухарина, как о том говорится у Фриновского, значило бы для Черушева свести на нет все его многотомные усилия.

И все-таки Черушев находит возможным указать, что, дескать, «Фриновскому уже нечего скрывать, и он дает полные, на наш взгляд, вполне объективные характеристики своим подчиненным, раскрывает весь процесс прохождения подследственного от его ареста до зала (комнаты) суда». А следовательно, Черушев сам блестяще подтверждает, что записка Фриновского — документ, заслуживающий безоговорочно полного доверия!..

Юнге, Бордюгов и Биннер приводят короткую цитату из записки Фриновского в примечании — ту часть, где говорится о массовых репрессиях. Авторы умышленно обходят молчанием самую впечатляющую часть документа, где говорится о заговоре в НКВД и его взаимопроникновении в заговоры троцкистов и «правых», а также о том, что Бухарин и другие подсудимые третьего московского процесса плюс Ежов с его подручными виновны в участии в антиправительственном заговоре. Вслед за Черушевым Юнге, Бордюгов и Биннер отмечают надежность записки Фриновского, но в силу того, что та противоречит сконструированной ими концепции массовых репрессий, предпочитают не говорить о ее истинном содержании. По тем же соображениям ими оставлены без внимания и другие несомненно известные авторам источники. Речь, в частности, идет о показаниях Ежова от 29 апреля 1939 года, опубликованных в том же сборнике, что и записка Фриновского, о многочисленных выдержках из показаний Ежова из его биографии, написанной Павлюковым (Павлюков А. Ежов. Биография М.: Захаров, 2007), книгу которого Юнге, Бордюгов и Биннер цитируют на с. 32–33, и о показаниях Ежова от 4 августа 1939 года, напечатанных в приложении к русскоязычному изданию книги Петрова и Янсена. [137]

Фактически же все, кто пользовался заявлением Фриновского от 11 апреля 1939 года, писали о нем как об очень надежном источнике. Ну а сами утверждения Фриновского считаются ими безусловно правдивыми. Все до единого авторы избегают главного — сказать, что в точном соответствии с изложенным в записке Бухарина, Рыкова и других следует признать виновными как организаторов заговора «правых». Но именно это скрывается от читателей. И вдобавок тщательно замалчивается та часть свидетельства Фриновского, где он писал о подготовке московского процесса 1938 года. О значении наиболее важных из умолчаний речь пойдет ниже.

Пока же кратко остановимся на других «взрывоопасных» утверждениях записки Фриновского.

Ежов тоже участвовал в заговоре «правых» и был связан как с группой Бухарина—Рыкова, так и с другими группами.

С помощью пыток и выбитых таким образом показаний Ежов и его подручные в массовом порядке фальсифицировали уголовные дела на тысячи ни в чем не повинных советских граждан, чтобы скрыть следы своей заговорщической деятельности.

Сталинское руководство оставалось в неведении о массовых бесчинствах в НКВД и заговоре, возглавляемом Ежовым.

Значение заявления Фриновского для понимания событий в СССР 1930-х годов, особенно времени т. н. «ежовщины», трудно переоценить. Перед нами такой источник, который вкупе с рядом других исторических работ последних лет (в том числе авторов настоящей работы) требует кардинального пересмотра антисталинской, или, точнее, троцкистско-хрущевско-горбачевской концепции массовых репрессий.