«В небольшой статье, увидевшей свет в конце XIX в., Н. М. Мендельсон сообщил о гулянье молодёжи в Петровское заговенье {60} 60 Заговенье (от «говеть» — «поститься») — последний перед постом день, в который христианам разрешается есть скоромное (мясо, молоко, животные жиры и др.). Петровское заговенье — день перед летним Петровским постом, известным только в Русской православной церкви и, возможно, имевшим целью «перекрыть» Купалу — праздник в честь летнего солнцеворота — и Зелёные святки.
; гулянье называлось „справлять ярилки“ и имело „разнузданный характер“ <���…> в Дединове (Зарайский уезд Рязанской губернии) ярилки продолжали праздновать в конце XIX в. после воскресенья перед Петровским постом в роще, на холме, именуемом Ярилина плешь. Участники праздника (участие семейным было запрещено) приплывали на челнах. Затем возжигали костёр, пели песни „с причинкой“, т. е. неприличные, после чего начинались разнузданные оргии, заканчивавшиеся только к утру. На вопрос, кто же такой этот Ярила, которого так почитают, отвечали (если перевести ответ на дозволенный язык): „Он, Ярила, любовь очень одобрял“. Сообщалось также, что двадцатью — тридцатью годами ранее оргии были ещё разнузданнее. Эти сведения сыграли важную роль в доказательстве архаичности образа Ярилы» (Кутенков, 2004, с. 112–113).
Согласитесь, что увидеть в таком (мало отличающемся от прочих!) описании память о почитании солнечного бога, мягко говоря, затруднительно. Но Фаминцын с упорством, достойным лучшего применения, настаивает на солнечном характере Ярилы против очевидных фактов обратного:
«Ярило или Ярыло, в смысле бога весеннего солнца, до сих пор живет в сознании белоруссов, вообще сохранивших в обрядах и верованиях своих множество весьма древних черт и мотивов. Белоруссы представляют себе „Ярылу“ молодым, красивым, разъезжающим на белом коне, в белой мантии, с венком из цветов на голове; в правой руке он держит человеческую голову, а в левой — маленький снопок ржаных колосьев» (Фаминцын, 1884, с. 225–231).
Голова обычного существа отдельно от тела не живёт, стало быть, это либо мёртвая голова, которая символизирует хтонический (подземный?) мир, либо вещая голова сверхсущества, побеждённого Ярилой. Сноп, конечно, служит указанием на вспомоществование плодородию, но для этого вовсе не обязательно быть солнечным богом (вспомним тех же эллинских Диониса, Триптолема и пр.)! Такая символика, на наш взгляд, скорее указывает на идею возрождения из мёртвой (подземной) материи земного (явьего), а правильнее сказать, на представление о круговороте всего сущего.
Впрочем, что касается «черепа», т. е. «мёртвой головы», есть одна загвоздка, на которую нам не замедлили указать.
А. Фаминцын, по обыкновению великоросских исследователей того периода, заимствовал эти сведения у двух других авторов, не позаботившись удостовериться в подлинности этнографических данных, — П. Ефименко (Ефименко, 1869, с. 77–111) и П. Древлянского. Их работы подверглись разгромной критике уже младшими современниками, из современных же авторов вспомним хотя бы А. Л. Топоркова (Топорков, 2006):
«В 1846 г. в „Прибавлениях“ к „Журналу Министерства народного просвещения“ появилась статья „Белорусские народные предания“ (далее — БНП), подписанная псевдонимом П. Древлянский {61} 61 Древлянский. Белорусские народные предания // Прибавления к Журналу Министерства народного просвещения. 1846. Кн. 1. С. 3–25; То же. Статья вторая // Там же. Кн. 3. С. 85–125 (2-я статья подписана: П. Древлянский) ( Примеч. А. Топоркова ).
. За этим псевдонимом скрывался Павел Михайлович Шпилевский (1823–1861), известный впоследствии журналист, писатель и автор этнографических сочинений о Белоруссии. БНП были первой публикацией П. М. Шпилевского; они увидели свет, когда их автору было всего 23 года. И тем не менее именно с БНП главным образом и ассоциируется до сих пор имя П. М. Шпилевского; слишком необычно и само это сочинение, и та роль, которую ему довелось сыграть в истории русской науки о славянской мифологии. Написанная в форме словаря, публикация включала описание 36 богов и духов „белорусцев“. <���…>
Из текста БНП явствовало, что автор сам был выходцем из Белоруссии и основывался на собственных наблюдениях. Поскольку же белорусские поверья не просто излагались, но восстанавливалось их происхождение в связи с древнерусским языческим пантеоном князя Владимира, то публикация имела также и черты ученого трактата. Древлянский сочетал в одном лице и собирателя фольклора, и его публикатора, и исследователя славянской мифологии.
Читать дальше