Дмитрий Хмельницкий - Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945

Ссылка.Как и за что крестьяне, в связи с коллективизацией сельского хозяйства, попадают на принудительные работы в СЛОН, а их семьи – в ссылку на поселение? Передам свои личные впечатления о том, как крестьян везут на поселение и как они там живут. Для примера беру ссыльных на Хибинских апатитовых залежах, что северо-восточнее разъезда Белый Мурманской железной дороги, примерно верстах в тридцати южнее Мурманска.

Ранней весной 1930 г. по Мурманской железной дороге было отправлено на Хибинские апатитовые залежи 18 эшелонов с крестьянскими семействами. Мне, как представителю ИСО, приходилось встречать эти эшелоны на станциях Кемь и Кандалакша и присутствовать при отправлении их дальше.

Представьте себе эшелон в 32 – 35 товарных вагонов. Все вагоны битком набиты стариками, женщинами и детьми – малолетними и грудными. Двери и люки вагонов наглухо закрыты, и на станциях, через которые эшелон проходит, никто не подозревает, какого рода груз перевозится в этих вагонах.

Когда наступает ночь, чекисты из ИСО с фонарями приходят к вагонам, лезут в них и начинают делать поверки. Сколько раз приходилось наблюдать: чекисты раскрывают двери вагона, а навстречу им несутся из вагона истерические крики и отчаянный плач женщин и детей. Случалось иногда, что в темноте и тесноте задавлен ребенок, мать рыдает, спрашивает, куда теперь ей деть ребенка; чекисты не обращают на нее никакого внимания.

В пути следования ссылаемые стоят на ногах, ибо такая теснота, что им нельзя ни лечь, ни сесть; едут в совершенной темноте без ламп и свечей; в холоде, так как печей в вагонах нет. На разъезде Белый, где из вагонов высаживают для отправки пешком на апатитовые руды, приходилось наблюдать, как чекисты-надзиратели 5-го отделения СЛОНа, расположенного в районе Хибинских апатитовых залежей, кричат всем этим женщинам, старикам и старухам: «Вылетай из вагонов пулей! Стройся в четверки!» Матери тщетно заявляют, что их дети или старики-родители остались в вагоне, потому что их в тесноте задавили. Как сейчас помню; заглянул в вагон и увидел на полу нескольких стариков, умерших в пути. На заявления крестьян о мертвых надзиратели отвечают страшной бранью и приказанием «не разговаривать». После отправки партии трупы умерших выбрасываются чекистами в какую-нибудь яму и зарываются... Выстроенная партия, с обычными предупреждениями о том, что «шаг влево – будет применено оружие», отправляются к месту поселения.

Кроме старой, изорванной одежды и таких же постельных принадлежностей, у ссылаемых ровно ничего нет, так как все остальное, что у них было прежде, все решительно – вплоть до лучшей одежды – конфисковано и переведено в собственность коллектива. Им не оставлено ни посуды, ни какой-нибудь другой утвари для устройства на новом месте. По прибытии к месту поселения ссыльных размешают точно в таких же бараках, как и заключенных в СЛОНе. Старушки, старики, матери и малые дети – все находятся в общем бараке, все спят вповалку на общих нарах. В бараке холод, грязь, сырость, вонь, вши и темнота.

Пища им дается еще хуже, чем заключенным Северных лагерей. За нее они должны работать на разработках апатитовых руд и в лесу. Режим их почти ничем не отличается от режима заключенных: их так же сажают в карцер, так же утром и вечером делают поверку, расстреливают, если они пытаются бежать.

Все эти условия порождают огромную смертность – особенно среди стариков и детей.

Борющиеся.Как ведут себя заключенные в СЛОНе? Как отвечают они на ежедневные издевательства над ними? Все покорно сносят, пассивно сопротивляются, активно борются?

Терпеливая покорность является типичной для подавляющего большинства заключенных: многотерпелив и вынослив русский человек! Нарушается этот фон чаще всего попытками «ловчить», чтобы избежать «загиба», да еще отчаянной и бессильной бранью, когда заключенный доведен до отчаяния. «Ловчат» заключенные подкупом (деньгами и вещами), доносами на сотоварищей, предельной угодливостью перед администрацией, телом – если речь идет о женщинах и тело у них еще привлекательно. Гораздо реже случаи пассивного сопротивления, когда заключенный прямо отказывается от действий, которые требует от него СЛОН. Самовредительство и самоубийство – главные формы этой пассивной борьбы. Случаи прямой и активной борьбы – чрезвычайно редки, но и они выражаются в таких негероических действиях, как побеги и «письма» на бревнах и досках. На побеги решаются немногие – вероятно, не больше двух-трех человек на тысячу заключенных. Бесконечно реже эти побеги кончаются удачей – обычно бегущие ловятся и гибнут от чекистских истязаний и пуль... За «письма» на бревнах и досках в 1927, 1928 и 1929 гг. в штрафном изоляторе «Секирка» было расстреляло примерно 125 человек. Все они работали по погрузке леса на иностранные пароходы и в своих необыкновенных «письмах» на лесных материалах, идущих за границу, то сообщали, что «этот лес облит кровью и слезами», то звали к бойкоту «этого леса», то просили о защите, то просто «рисовали» (чаще топорами) на бревнах и досках гробы и кресты... Борьбы «грудь с грудью» с топором или бревном в руках, вооруженной борьбы в порядке или отстаивании чести и достоинства, или мести за чекистское надругательство над ними – такой борьбы не было.