О. Гарни - Хетты. Разрушители Вавилона

«Итак, пусть начальник гарнизона, глава городского совета и старейшины вершат суд справедливо, и народ будет идти к ним со своими тяжбами».

Из другого фрагмента того же текста явствует, что решение последней инстанции выносил царь:

«Если кто придет с тяжбой, [предварительно] скрепленной печатью на табличке, то пусть командир разберет дело справедливо и вынесет решение. Но если дело находится под давлением (?), пусть перешлет его царю».

По-видимому, царь должен был принимать решение по всем искам, связанным с колдовством, а также по всем случаям преступлений, влекущих за собой смертную казнь. Кроме того, ему препоручалось рассмотрение дел, связанных с кражей древесины общим весом более двух талантов.

Авторитет судов покоился на суровых наказаниях, ожидавших всякого, кто откажется исполнять судебное решение:

«Если кто воспротивится решению царя, то дом его превратится в руины (7) {10} 10 Возможно, слово «дом» здесь означает «домашнее хозяйство со всеми домочадцами», и тогда за это преступление полагалось такое же наказание, какому подвергся библейский Ахан (Иис. Нав., 7:16–26). . Если кто воспротивится решению сановника, то ему отрубят голову (173)».

Термин «сановник», по-видимому, обозначает представителя царя.

Примечательная особенность хеттского судопроизводства — чрезвычайно тщательная проверка фактов. Сохранились подробнейшие протоколы судебных допросов по обвинениям в растрате государственных средств и пренебрежении должностными обязанностями. Эти документы звучат на удивление современно, и в литературе Древнего Востока они занимают совершенно уникальное место. Лучше всего сохранившийся текст этой группы начинается так:

«Что касается запасов, которые [царица] вверила [человеку по имени] «Велик-Бог-Грозы», сыну Уккуры, «начальника над десятью», — к сведению, [были там колесницы], изделия бронзовые и медные, одеяния и ткани, луки, стрелы, щиты, [булавы], гражданские пленники (!), волы, овцы, лошади и мулы, — то запасы эти он раздавал всем, не ставя печатей, и не было у него ни дусдуми , ни лалами [значение двух этих слов неизвестно]. И царица сказала: «Пусть «золотые прислужники» и казначеи царицы и [человек по имени] «Велик-Бог-Грозы» и (?) Уккура, начальник над десятью, пойдут и принесут торжественные клятвы в храме Лилвани».

Слушание начинается со скрепленных клятвой заявлений отца обвиняемого и еще одного свидетеля, в совокупности занимающих 95 строк. Затем с вопросом обращаются к обвиняемому:

«Так сказал Марува: «Одну пару мулов ты дал Хилларицци». Велик-Бог-Грозы ответил: «Эти мулы принадлежат Хилларицци; я взял их и вернул обратно целыми и невредимыми (?)».

Так сказал Марува: «Ты дал мулов Пиха- <���…>. Велик-Бог-Грозы ответил: «Они были не из того хлева».

Так сказал Яррацалма, «золотой прислужник»: «Цуваппи продал лошадь и получил талант бронзы». Велик-Бог-Грозы ответил: «Он сказал мне, что она пала!»

Затем следуют выступления различных свидетелей, после чего текст внезапно обрывается; вероятно, протокол продолжался на другой табличке. Разумеется, судебные разбирательства, связанные с делами при дворе, происходили нечасто. Но в приведенном тексте наглядно отражен дух непредвзятого и тщательного расследования, который, весьма возможно, был характерен и для всего хеттского судопроизводства в целом.

В первобытном обществе наказание отождествляется с возмездием, а «гражданские» преступления не отличаются от «уголовных». Потерпевший мстит обидчику сам, насколько это в его силах, а если погибает, то долг отмщения ложится на его родственников. Так начинается кровная месть. Впрочем, дело может быть улажено миром, если обидчик согласится выплатить потерпевшему или его родным определенную сумму денег; такой договор в юриспруденции называется «компромиссным соглашением».

Государство ставит во главу угла соблюдение закона и порядка, а потому изначально должно стремиться к ограничению, а затем и к полному искоренению обычая личной мести. Первый этап этого процесса, по-видимому, отразился в так называемом «законе талиона» («око за око, зуб за зуб»): потерпевший не мог нанести обидчику ущерб, превышающий тот, что нанес ему обидчик. Впоследствии же находился достаточно разумный и просвещенный законодатель, который понимал, что из двух зол добра не выйдет, и давал себе труд задуматься о цели наказания. Он приходил к выводу, что кара сама по себе полезна лишь как сдерживающее средство, тогда как уже совершенное преступление можно исправить только реституцией или компенсацией ущерба. И лишь на довольно позднем этапе некоторые законодатели начинали принимать в расчет третий фактор — исправление преступника.