В Коковцев - Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 1 и 2)

От Государя же я узнал, что состав выбора кандидата тоже совершенно предрешен, кроме выбора кандидата на должность Министра Финансов.

Он назвал мне Столыпина для Министерства Внутренних Дел, Стишинского для Министерства Земледелия, Князя Ширинского-Шихматова для должности Обер-Прокурора Св. Синода, Шванебаха для Государственного Контроля, Щегловитова для Министерства Юстиции и Извольского - для Министерства Иностранных Дел; о других ведомствах Государь не упомянул.

К моему личному вопросу, Он отнесся чрезвычайно просто и спокойно. "Вы знаете" - сказал Он - "как отрадно Мне снова видеть Вас около Себя, но Я понимаю все Ваши соображения и совсем не хочу заставлять Вас идти против Вашего желания, хотя совершенно уверен в том, что Вы мне {170} не откажете, если только Я скажу Вам, что Я этого определенно желаю.

При том, как Вы смотрите на предстоящую работу с Думою, конечно, лучше приберечь Вас для будущего и не сводить Вас лицом к лицу с новыми людьми, которые, пожалуй, даже не простят именно Вам, что Вы оказали такую услугу заключением нового займа, за который они открыто поносят именно Вас, и Я предоставлю Вам пока отдохнуть, но знайте заранее, что мы будем теперь часто видеться с Вами и кто бы ни был назначен Министром Финансов, Я всегда буду вызывать Вас к Себе при малейшем сомнении".

Государь просил меня сказать Ему кого следовало бы назначить Министром Финансов вместо меня. Я указал на Шипова, приведя те же доводы, какие я привел Горемыкину, прибавивши, что для переходного времени он был бы самым. подходящим кандидатом, скромным, чрезвычайно вежливым и даже угодливым перед Думою и из-за него не вышло бы никаких осложнений ни с кем, так как он не может служить мишенью для чьего бы то ни было неудовольствия, а усугублять последнее просто неполитично, ибо и без того будет не мало поводов ко всякого рода трениям.

Провожая меня до дверей, Государь спросил меня как бы невзначай, не нуждаюсь ли я в деньгах, после продолжительного пребывания заграницею и сказал, что Ему было бы очень приятно пойти мне навстречу. Меня очень удивило это предложение, так как я никому не говорил ни одного слова о моем материальном положении, да оно и не заботило меня; я мог хорошо жить на то, что было мне назначено при отставке. Я горячо поблагодарил Государя за Его милостивое отношение ко мне, попросил Его не беспокоиться обо мне, так как мое материальное положение было вполне удовлетворительно, и на этом кончилась моя продолжительная аудиенция.

Прямо от Государя я проехал к Горемыкину, передал ему все до мельчайшей подробности, он, видимо, подчинился решению Государя освободить меня и, не уговаривая больше, совершенно спокойно расстался со мною, и мы не видались с ним более до самого момента открытия думы в Зимнем Дворце, 26-го апреля.

Все три дня до этого события я провел дома, среди семьи и близких, мало кого видел посторонних, а те, которые заходили ко мне, знали уже, что я свободен от участия в новом составе правительства, и все поздравляли меня, кто искренно, кто с известными оговорками.

В числе последних был {171} и близкий друг Гр. Витте, Князь Алексей Дм. Оболенский, который совершенно откровенно сказал мне, что Витте просил его расспросить меня осторожно удалось ли мне отбояриться и не поверил, когда я сказал ему, что Государь очень милостиво освободил меня от назначения.

Князь Оболенский не мало удивился такому исходу и прибавил, что, как Гр. Витте, так и он сам, думали, что я только "поломаюсь, как Годунов, на самом же деле охотно полезу в петлю".

Зная близость Оболенского к Гр. Витте, я рассказал ему и о сделанном мне Государем предложении относительно денег и просил его довести о моем отказе до сведения Витте. Я не сомневаюсь ни на одну минуту, что он выполнил мою просьбу, но это не помешало Гр. Витте впоследствии, в его мемуарах, написать, что вернувшись из заграницы я просил у него через Шипова о выдаче мне 80.000 рублей, но он мне в этом отказал, находя мою просьбу возмутительной. Впрочем, не одну эту неправду на мой счет можно прочитать в мемуарах Гр. Витте.

Поздно вечером 25-го апреля мы сидели дома среди немногих близких людей и рассматривали план нашей новой квартиры на Моховой, которую спешно готовили для нас во время нашего пребывания заграницей, а днем того же числа я получил согласие моего домовладельца на Сергиевской освободить меня от контракта, так как у него нашелся близкий человек, охотно взявший мою квартиру.