Евгений Коковин: Солнце в ночи

Глава тридцать вторая

СПАСАЯСЬ ОТ ВОЛКОВ...

Олени спасли его, чутьем отыскали путь, вывезли из сатанинских объятий самых страшных и опасных тундровых болот. Но Крейц не проникся к животным благодарностью. Озлобленность и жажда мести сейчас приглушили у него все другие чувства. Бессилие и воспоминания о совершенных ошибках и опрометчивых поступках приводили Артура Крейца в бешенство. Сколько возможностей он упустил! Он был зол на Барнета, на капитана "Эдванса", который задержался, на Санко и Нанук, которых не удалось захватить, на этих идиотов Якоба и Олафа, которым он заплатил деньги и не имел от них никакой пользы. Кажется, он был зол на весь мир. Какие уж тут добрые чувства к оленям! Они еще должны везти Крейца к берегу. Иначе с каким наслаждением он пристрелил бы этих упрямых животин! Ведь это они умчали его в проклятую тундру... У Крейца не было ни ружья, ни компаса, ни провизии. Если он спасся от болот, то впереди еще маячила голодная смерть. Крейц не имел ни малейшего представления о том, где он находится, далеко ли от берега или от стойбища ненцев. Усталые олени лениво брели по тундре, и Крейц не знал, куда они бредут. Солнца не было, но поднялся ветер, и он все усиливался. Еще долго-долго тащили олени нарту с мрачным, озлобленным, обессилевшим от голода пассажиром. Задремывая, Крейц предвкушал сладость мести. В эти минуты дремы он забывал о своем горестном положении. Но уж таков был самонадеянный Артур Крейц. Наконец олени остановились на берегу широкой реки, и Крейц не заметил этого. Он спал. Олени напились чистой воды и прилегли. Проснувшись и увидев реку, Крейц тоже напился прямо пригоршнями. Боясь упустить оленей, он намотал вожжу на руку. В смутной надежде, что ветер рассеет тучи и покажется солнце, Крейц снова лег на нарту. И сон моментально навалился на него. А ветер все свежел, и небо становилось все мрачнее. ...Где-то вдали послышался заунывно-тревожный волчий вой. Олени чутко насторожились. Вой стих или потерялся в налетевшем порыве ветра. А через минуту-две повторялся, еще более противный, продолжительный и приближающийся. Испуганные олени вскочили, рванулись в сторону и замерли. Что-то остановило их, может быть, подозрительно-враждебный запах. И вдруг, словно по команде погонщика, они бросились в реку, увлекая за собой нарту и сонного Крейца. Нарта опрокинулась и поплыла кверху полозьями. Вода ворвалась в рот, в нос, сдавливала и распирала горло. Крейц силился освободиться от вожжи, которой сам обвязал руку. А олени, ища спасения от хищников, плыли к противоположному берегу и влекли своего пассажира, уже теряющего сознание и все больше погружающегося в воду. Когда олени переплыли реку и вытащили на берег свой тяжелый груз, незваный гость острова Нового Артур Крейц был мертв.

Глава тридцать третья

БУДЬ СЧАСТЛИВ, АЛЕКСЕЙ!

Алексей и Санко долго и безрезультатно кочевали по тундре в поисках Нанук и Крейца или хотя бы их следов. Оставалась одна надежда - может быть, Нанук уже в лагере у Моржовой губы. Порывистый ветер, к ночи усилившийся, ярился на серо-желтых бескрайних просторах тундры. Он дул со стороны океана и противился бегу оленей. - Если Нанук нету, мы пустим стрелу восстания! - угрожающе проговорил Санко. - Мы убьем нгани яндер! Мы потопим их хораблю! Будет большая сайнорма! Ты слышал, что сказал старый Валей?.. - Слышал. А что такое стрела восстания? - Стрела восстания? Это когда ненцы собираются все вместе против врагов. На нашем острове нету стрелы восстания. Я лущу такую стрелу в голову Креца... - Крейца, - поправил Алексей. - И тогда что будет? - Тогда будет сайнорма. Стрелу восстания очень-очень давно держал Ваули Ненянг на Большой земле. Тогда была большая сайнорма с русским воеводой. Так говорят старики. Он был очень храбрый, очень сильный. Он собрал много ненцев и пошел на русских воевод. Так говорят старики. Но потом воеводы схватили Ваули и убили его. Старики говорят: Ненянга нельзя убить. Ненянг жив, он держит стрелу восстания. Они вернулись в лагерь лишь на другой день утром. И велика была радость Санко, когда он увидел невредимой свою Нанук. Девушка бросилась к Санко, обхватила его за шею и плакала. Они обнимались, не стесняясь окруживших их ненцев и русских, прыгали, как дети, смеялись, заглядывали друг другу в глаза и снова обнимались. Встреча Санко и Нанук принесла радость всему лагерю. Сергей Сергеевич и Степан Ардеев со всеми своими спутниками приехали в лагерь еще вчера. Часа за два до их приезда в Моржовой губе случилось происшествие, которое привело в смятение доктора Барнета. При входе в губу судно экспедиции Барнета под напором нарастающего шторма напоролось на песчаную банку. Шторм бушевал всю ночь и еще больше ухудшил положение "Эдванса". Об аварии сообщил капитан Феликсов. - Это неприятно, - сказал Чехонин и нахмурился. - А их нужно как можно скорее отсюда спровадить. Нам нет расчета задерживаться. Времени и так потеряно очень много. - Как только стихнет, мы их стащим, - успокоил Феликсов. - Грунт мягкий, большой опасности нет. Но капитан "Эдванса" настроен панически. Он боится пробоины. - Пусть поволнуется, как и мистер Барнет. А все могло окончиться для них совсем плачевно. Кстати, капитан "Эдванса" - норвежец? - Норвежец, - подтвердил Феликсов. - Вся команда из скандинавов. Китобои, народ отчаянный. Этот фрахт, должно быть, вскочил в копеечку. - Он вскочит теперь еще больше. Переговорив с прибывшими Ивановым и Ольсеном, Георгий Павлович окончательно убедился в том, что в посещении острова Нового Барнет и Крейц преследовали далеко не чисто научные и тем более не любительские цели. В разговоре норвежский геолог неожиданно высказал просьбу принять его в состав русской экспедиции. - Я не хочу больше иметь дел с Барнетом, - откровенно сказал он. - Да и возвращаться мне нет смысла. Я хочу работать. Я буду работать для вас без вознаграждения и сейчас могу передать вам все результаты моих исследований. - Об этом я подумаю, - ответил Чехонин. Стены маленькой станции, где должен был обосноваться Алексей Холмогоров, быстро поднимались. - Через два дня все будет готово, - сказал дядя Додон Алексею. - Можешь приглашать на новоселье! Завтра подведем под крышу, вставим рамы, наберем пол, а остальное уж сам будешь заканчивать. Подконопатить еще придется, покрасить, ну и уют по своему вкусу. В радости встреч, в спешке строительства станции, в возбужденных разговорах о судьбе "Эдванса" люди на какое-то время совсем забыли о Крейце. Напомнил о нем Чехонину Алексей Холмогоров. Георгий Павлович пригласил к себе в палатку Иванова, Ольсена и Санко. Человек, какой бы он ни был, пропал. Нужно его искать. Алексей предложил попросить заняться поисками Степана Ардеева. Степан поехал со своим братом и с братом Нанук. Вернулись они поздно вечером и привезли мертвое тело Артура Крейца. По распухшему трупу нетрудно было определить, что Крейц захлебнулся. Возможно, а этого никто не знал, "всемогущий" не умел плавать. Хоронить его ненцы решительно отказались. Они вообще запротестовали против похорон вэва нгани яндер злого иноземца на их острове. Норвежские матросы в сопровождении Алексея втихомолку увезли Крейца далеко на запад и там при полном молчании закопали в мелкосопочнике. Может быть, люди и думала еще о Крейце, но говорить о нем никому, даже Барнету и норвежским матросам, не хотелось.