Артур Конан-Дойль - Повести и рассказы разных лет

Пуститься в ночь навстречу неведомым опасностям среди болот требовало немалого мужества, но, к чести старого слуги, он воспринял это поручение как нечто, входящее в круг его ежедневных обязанностей. Сняв с вешалки у двери свой длинный черный плащ и мягкую шляпу, он уже через минуту был готов к выходу. Мы потушили малый фонарь у задней двери, неслышно вынули засовы, пропустили Еноха наружу и снова заперлись изнутри. Выглянув в окошечко, я уловил лишь, как его черное одеяние мгновенно слилось с ночным мраком, и фигура посланца растворилась во тьме.

- До зари всего несколько часов, племянничек, - нарочито бодро сказал дядя, тщательно проверив все замки и засовы, - и я обещаю, что труды твои этой ночью не останутся без воздаяния. От тебя зависит, доживем ли мы до рассвета. Поддержи меня до утра, а я окажу тебе поддержку во всем, пока живу и дышу. Телега прибудет в пять. Погрузим, что есть, а остальное можно и бросить. Если поторопимся, успеем в Конглтон к первому утреннему поезду.

- Вы полагаете, они позволят нам уехать?

- При свете дня они не осмелятся нас задержать. Нас будет шестеро, если Перселл прихватит всех своих, да плюс еще три ружья. В случае чего отобьемся! Ружей у них нет, да и где простым морякам их достать? Пара револьверов от силы - большего у них не наберется. Главное - не дать им проникнуть в дом за эти несколько часов. Енох, должно быть, уже на полпути к ферме.

- Так что все-таки нужно от вас этим морякам? - повторил я предыдущий вопрос. - Вы, кажется, сказали, что сильно обидели кого-то из них?

- Не задавай лишних вопросов, парень, а делай лучше, что я тебе говорю, - буркнул дядя. - Енох сегодня ночью уже не вернется. Он отсидится до утра на ферме, а утром явится вместе со всеми... Постой-ка, что это там такое?

Отдаленный вопль прозвучал во мраке, за ним другой - короткий и резкий, как крик кроншнепа.

- Это Енох! - воскликнул дядя, больно стиснув мне Запястье. - Они убивают старого доброго Еноха, мерзавцы!

Снова раздался отчаянный крик, но уже значительно ближе. Я услыхал топот ног бегущего человека и хриплый голос, зовущий на помощь.

- Они гонятся за ним! - закричал дядя, бросаясь к парадному входу. Он схватил фонарь и приблизил его к окошечку в двери. Широкий желтый луч света вырвал из темноты бегущую человеческую фигуру. Беглец стремительно мчался прямо на нас. Голова его была наклонена вниз, а полы черного плаща развевались за спиной. Сзади и по бокам, на грани тьмы и света, мелькали смутные фигуры преследователей.

- Засов! Скорее засов! - выдохнул дядя. Пока я поворачивал ключ, он тянул его на себя, и как только дверь открылась, мы вдвоем распахнули тяжелую створку, чтобы впустить беглеца. Он влетел внутрь и тут же развернулся в нашу сторону с торжествующим возгласом на устах:

- Вперед, ребята! Все наверх! Все наверх! Давай, не зевай, скорей поспешай!

Все было проделано так быстро и четко, что дом оказался взят приступом прежде, чем мы успели сообразить, что подверглись нападению. Коридор внезапно наполнился атакующими в матросской одежде. Я чудом вывернулся из захвата одного из них и рванулся к составленным у окна ружьям, но мгновение спустя с грохотом распростерся на каменных плитах пола, так как в меня успели вцепиться еще двое. Они действовали с удивительной ловкостью и быстротой: как я ни сопротивлялся, руки мои в мгновение ока оказались связаны, а самого меня отволокли в угол, целого и невредимого, но крайне удрученного той легкостью, с которой нападавшие преодолели наши оборонительные порядки, поймав нас на нехитрую, в общем-то, уловку. Они даже не потрудились связать дядю Стивена. Его просто толкнули в кресло и оставили в нем, а остальные тем временем позаботились прибрать к рукам весь наш арсенал. Страшная бледность покрывала дядино лицо. Его коротенькое грузное тело и абсурдный венчик окаймляющих лысину кудряшек странным образом контрастировали с окружающими его фигурами, исполненными примитивной мощи и угрозы.

Всего их было шестеро. Одного из них я сразу узнал по серьгам в ушах это его мы встретили на дороге накануне вечером. То были ладно сложенные, мускулистые парни с потемневшими от ветра и загара лицами, по матросской моде украшенными пышными бакенбардами. В центре толпы, опираясь на стол, стоял тот самый малый с веснушками, которого я видел ночью на торфянике. Черный плащ, взятый из дому несчастным Енохом, все еще свисал у него с плеч. Внешне этот человек разительно отличался от прочих. Черты его выражали пронырливость, коварство, злобность и жестокость, а хитрые, все подмечающие глазки светились неприкрытым торжеством при взгляде на распростертого в кресле дядю. Внезапно он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза, заставив впервые на своей шкуре ощутить смысл выражения: "мурашки по коже от этого взгляда".