Людмила Боровкова: Восстание «красных войск» в Китае

Марко Поло, путешествовавший по Китаю спустя 15-20 лет после его окончательного захвата монголами, восхищался многочисленными многолюдными и богатыми городами Манги (Южного Китая) [28, 168-169]. В то же время он писал, что на много дней пути вокруг столицы монгольского императора, находившейся в районе нынешнего Пекина, оставались лишь пастбища и леса для охоты [28, 103].

По свидетельству источников, в результате поголовного истребления населения при покорении империи Цзинь, а также массового бегства жителей на юг Северный Китай сильно обезлюдел. Если в 1190—1200 гг. население всего Китая достигало 76 млн. [16, т. I, 172], [2] Надо иметь в виду, что при переписи населения учитывались только налогоплательщики, т.е. в действительности численность населения была больше. из них 40 млн. — в империи Цзинь [36, 348] и 36 млн. — в империи Южных Сунов, то в 1290 г. все население империи Юань составляло 59 млн. [181, гл. 58, 1б], [3] Сравнивая эти данные, можно видеть, что людские потери Китая в результате монгольского завоевания огромны — 17 млн. Один из современных китайских авторов, Хань Жу-линь, пытался доказать увеличение населения Китая уже в правление Хубилая (1260—1294) путем сопоставления численности населения империи Тан с данными 1290 г. Прирост в 10 млн. человек за 450 лет автор относил именно к правлению Хубилая [136, 7]. На основании этого автор делал вывод, что в эпоху Юань производительные силы страны росли из года в год. из них в Северном Китае — лишь 6 млн., тогда как в Южном — 53 млн. [4] В источнике указано 11 840 800 дворов (из 13 196 тыс. во всей империи).

После завоевания монголами хозяйство Северного Китая оказалось настолько разрушенным, что на протяжении всего периода правления династии Юань население этих районов жило почти исключительно за счет продовольствия, поставлявшегося из южных провинций. Когда в конце империи Юань в результате восстаний снабжение продовольствием с Юга было прервано, на Севере начался хронический голод [84; 47; 67; 181, гл. 93, 9б-11б]. О низком уровне сельскохозяйственного производства в Северном Китае по сравнению с Южным можно судить в известной мере по доходам казны в продовольствии от поземельного налога. Из годового дохода 12 114 708 ши северные провинции — Ляоян, Чжуншу (столичная), Шаньси и Ганьсу, [5] Империя Юань делилась на 11 шэнов (провинций). Каждая шэн делилась на лу (дорога) [об этом термине см. 24, 105, прим. 93; 56, 57-58, прим. 7] и фу (область). Лу делились на фу второй категории и чжоу (округ). Фу состояли из чжоу «второй категории и сянь (уезд), чжоу — из сянь. В ряде случаев деление на фу, чжоу и сянь было более сложным [см. 84, 61-64]. вместе взятые, поставляли только 2 638 783 ши (1 ши — 59,7 кг ), тогда как одна провинция Хэнань давала 2 591 269 ши, а провинция Цзянчжэ — 4 494 783 ши [181, гл. 93, 6а]. И это при условии, что налоги в Южном Китае были намного легче, чем в Северном.

В период монгольского владычества положение различных групп населения Севера и Юга Китая было неодинаковым. Монголы установили в империи Юань режим национального неравноправия. Все население империи было разделено (6/7) на четыре группы: 1) монголы, 2) представители союзных им народов Средней и Центральной Азии и даже Европы, так называемые сэмужэнь [100, 30-33], которых монголы привлекали к себе на службу для управления завоеванными китайцами, 3) население бывшей империи Цзинь — китайцы, кидане, чжурчжэни и т.д. — ханьцы ( ханьжэнь ) [100, 33-34, 24, 105, прим. 90], 4) население бывшей империи Южных Сунов — наньцы ( наньжэнь ) [100, 34-36]. Ханьцы и наньцы занимали неравноправное положение по сравнению с монголами и саму в юридическом, политическом и культурном отношениях. [6] Этому посвящены большие разделы в работах китайских историков Мэн Сы-мина [100] и Ван Чун-у [72]. Их выводы изложены в «Очерках истории Китая» Шан Юэ [36, 365-368]. В последнее десятилетие ряд историков КНР пытались пересмотреть оценку монгольского господства как иноземного ига, представив его только как классовое угнетение китайских крестьян монгольскими феодалами [см. 81; 158; 170]. В частности, Гуань Вэнь-фа рассматривает «четьгрехклассовую систему» как один из видов классового угнетения [81, 75]. Они не имели права хранить оружие, охотиться, изучать военное дело, устраивать какие-либо сборища, даже религиозные, по ночам зажигать свет и ходить по городу или деревне. Монголы и китайцы подлежали юрисдикции разных судебных органов. За убийство монгола китаец подвергался смертной казни, тогда как за убийство китайца монгол подлежал лишь ссылке, а нередко ограничивались и более легким наказанием. Государственным языком считался монгольский, хотя делопроизводство велось параллельно на монгольском и китайском. Официально китайцам запрещалось изучать монгольский язык и языки сэму.