Константин Кромиади - «За землю, за волю!» Воспоминания соратника генерала Власова

Наступает сентябрь, и хотя на польском фронте немцы и подавили восстание в Варшаве, Красная Армия заняла Прагу и стоит под Варшавой; не сегодня завтра надо ждать наступления. Во второй половине января она заняла Варшаву и повела широкое наступление на запад. Из Силезии немцы стали вывозить восточных рабочих, хотевших уйти подальше от красных. Вывозили их целыми поездами в тыл, но так как с транспортом было плохо, то этих плохо одетых и полуголодных людей везли в трескучие морозы на открытых платформах. Может читатель представить себе, что происходило с этими несчастными людьми в пути? И вот этих людей, переживших ужасы сталинизма, а потом и гитлеризма, западные демократы-победители насилием и побоями принудили вернуться к Сталину на расправу…

В конце января и в начале февраля Власов по договоренности с Главным управлением СС все подведомственные КОНРу отделы перебросил из Берлина в Чехию, в Карлсбад, Мариенбад и Иоханисталь. В Берлине царила форменная паника, фронт с северо-востока подошел вплотную к городу, ночью при абсолютной тишине слышна была отдаленная канонада, а Геббельс запретил эвакуацию города. Я решил задержаться в Берлине и помочь отставшим нашим людям выбраться из Берлина, а заодно и другим русским, не смогшим вовремя выехать. Пользуясь тем, что наши части уехали на юг, я всем давал предписание выехать на юг в распоряжение такого-то начальника. Нужно ли описывать, с каким отчаянием приходили люди, прося о помощи? Горя было море… Я выписал из Карлсбада обратно своих сотрудников — Галю Федорову, Яроцкого, присоединил к ним Говорова из Гражданского отдела, и работа у нас закипела. Мы вывезли всех русских, кто хотел покинуть Берлин. Параллельно с нами работал и помощник генерала Бискупского Таборицкий. Перед приходом красных в Берлин там не осталось ни одного русского, который хотел бы уехать и не смог. Даже рабочих с фабрик и заводов вывозили. Нужно отдать директорам немецких предприятий справедливость — они отпускали людей охотно.

Однако то немецкое командование, которое рассчитывало использовать власовцев в обороне Берлина, подняло протест, на каком основании Власов покинул Берлин. Ему пришлось отписаться, что он со своей канцелярией находится в Берлине и вывез только те части, которые ему нужны для формирований.

В один прекрасный день генерал Бергер через полковника Сахарова вызвал меня к себе и приказал открыть сборный пункт в лагере под Вюнсдорфом для русских солдат и офицеров, приезжавших в Берлин из уже разбитых немецких частей. Предчувствуя неладное, я позвонил ночью по телефону Андрею Андреевичу в Хойсберг и поставил его в известность. Он приказал мне не покидать канцелярию и сказал, что утром будет в Берлине и сам поговорит с Бергером. Приехав в Берлин, Власов сказал, что этим русским солдатам и офицерам здесь делать нечего и пусть пробираются дальше, а я, поскольку выполнил свое задание, должен ехать в Карлсбад.

Берлин того времени представлял собой печальное зрелище, он весь лежал в развалинах, и население ютилось в неотопленных полуразваленных домах с забитыми картоном окнами или в сырых подвалах и основательно голодало. На улицах во многих местах строили противотанковые заграждения, и здесь и там маршировали части народного ополчения — мальчишки и старики. Оборона была лишь вопросом чести и ничего положительного обещать не могла. Когда немцы подошли к Москве, за Москвой оставалась еще вся Сибирь с ее людскими и материальными ресурсами, а окруженный Берлин был отрезан от всей страны, да еще разбитой и истощенной. Помощи ждать было неоткуда. Части, предназначенные для этой обороны, заранее были обречены на гибель. А за Берлином железнодорожные пути и автомобильные дороги были полны беженцами, которые днем и ночью двигались на запад, чтобы не попасть к большевикам, а американская авиация бомбила паровозы и расстреливала составы из пулеметов.

27 февраля в Карлсбаде, гостинице «Ричмонд» состоялось последнее заседание КОНРа. Как было указано выше, КОНР, начавший свое существование с 50 членов, на последнем заседании возрос до 102, а Научный совет составлял уже 100 человек. Довольно сильно были представлены национальные течения, и многие из розенберговских кругов одновременно состояли и у нас. К тому времени фронтовые события совершенно лишили возможности отступать в Югославию для слияния с частями генералов Лотича и Дража Михайловича, а немецкий фронт все отступал, и грозные события подходили вплотную. Не зная, как отнесутся западные демократии к Освободительному движению, члены КОНРа на заседании рассматривали главным образом текущие дела. Настроение заседавших удачнее всего высказал бывший городской голова города Киева (при немцах) Форостинский. «Мне нечего терять, — сказал он, — я кандидат в смертники. Мое имя стоит в списке тех, кто осужден советскими властями на расстрел за сотрудничество с немцами. Поэтому могу спокойно сказать всю правду. Я лично послал 45 000 лучших наших девушек и юношей на работу в Германию, из них 60 процентов поехали добровольно. Я считал, что они своей работой будут служить нашему делу борьбы против большевизма. Но что вы с ними сделали? — обратился он к присутствовавшим немцам. — Вы их превратили в бесправных рабов и даже теперь не хотите оказать им справедливости. Мы принимали вас, как освободителей. Вы нас обманули. Три года мы ждали, надеялись, что ваш разум победит. Теперь уже поздно и для вас и для нас».