Афанасий Коптелов - Точка опоры

- Непременно полюбуемся.

- Я нынче погрузилась в сон, словно камушек в воду. А ты как спал?

- Отлично! Такой ночи не было за все наше путешествие!

Во время завтрака Владимир рассказал обо всем, что передумал перед рассветом.

- Воло-одя! Ты опять... - укоризненно напомнила Надежда. И мило улыбнулась. - Неисправимый.

- Помню, помню, дорогая, - ответил улыбкой Владимир. - Вот теперь-то, когда все сложилось в голове, можно действительно ни о чем не думать.

- Свежо предание...

- Ты не волнуйся. Я выспался. И совершенно спокоен. Голова ясная, как сегодняшнее утро.

3

Лес остался позади. По крутому склону расстелились, словно коврики, мелкие кустарники с листочками не больше ногтя на мизинце. Между ними серебристыми нитями струились ручейки от сияющих под солнцем зернистых сугробов. Густой щетинкой пробивалась травка. Холодное царство эдельвейсов!

Владимир отбежал в сторону от тропы. Надежда беспокойно окликнула его:

- Володя, куда же ты?..

- Я недалеко... Одну минуту...

Найти бы цветок для Надюши. Хотя бы один-единственный. Говорят, встречаются редко. А тут, по соседству с большой дорогой, едва ли удастся. Но ведь выпадает же людям счастье...

- Володя, осторожнее там на скользких камнях...

Из-за аспидной скалистой вершины с белыми прожилками снега, ограждавшей перевал с востока, выглянуло солнышко, как бы теплым, мягким крылом погладило склон. И тотчас же на сухом пригорке выскочил из норы сурок, встал столбиком, огляделся и прозвенел сквозь оскаленные резцы зубов:

- Квик!.. Квик!..

Выскочил его сосед и радостно отозвался:

- Квик!..

- Надюша, посмотри! - крикнул Владимир. - Вон куда забрались забавные зверьки! Здороваются с солнцем!

- Может, тебя спрашивают: кто такой, откуда?

Сурки погладили лапками мордочки, как бы умываясь, и спокойно - их никто здесь не тронет! - побежали грызть стебельки сочной травки.

А эдельвейсы?.. Нет ни одного. Вероятно, еще рано для них. Не успели вырасти. Расцветут, быть может, только к концу августа. А они, Ульяновы, к тому времени уже вернутся на берега Женевского озера - совещание большевиков нельзя откладывать на осень. И надо готовиться к выпуску газеты.

Лавируя между кустов и камней, Владимир спустился к тропе, развел руками:

- Не посчастливилось... А так хотелось, чтобы ты засушила эдельвейс в томике Бедекера. На память!

- Не огорчайся, Володя. Как-нибудь в другой раз...

- Другого раза, пожалуй, не будет. Сама знаешь...

Да, она знает - революционное движение идет на подъем, терпению российских рабочих приходит конец, а за ними поднимется и деревенская беднота, и перед эмигрантами откроется путь-дорога домой. В Питер. Скорее бы! Третий съезд даст план действий...

Надежда забыла об уговоре не тревожить душу думами о политике. Но Владимир прервал ее короткое раздумье:

- Ну что же, вперед? Если ты не устала.

- Отдохнем там, - Надежда вскинула глаза к перевалу, - на верху хребта.

И они, поправив лямки рюкзаков и постукивая остриями альпенштоков, пошли к дороге.

Вот и перевал. С него, пробуждая новый восторг, открылось еще невиданное. На севере все долины и ущелья забиты облаками, словно свежим снегом, ослепительно сияющим под лучами солнца. На востоке и западе совсем близко стояли каменные стражи перевала. А в стороне от них облака были проколоты ледяными клыками высочайших вершин Европы. Особенно много их было на востоке. И гора перед горой будто хвалилась высотой и неповторимой яркостью красок. Вон сияет золотом как бы острие кинжала, устремленного в синее небо. А затененная сторона выглядит матовой чернью с тусклыми узорами серебра. Вон малиновый склон. Вон лиловый...

Припоминая страницы Бедекера, Ульяновы пытались угадать названия вершин. Ближняя к ним из самых высоких, надо думать, Алечгорн, а та, что подальше и левее первой, по всей вероятности, знаменитая Юнгфрау. Самая стройная. Где-то в Оберланде к ее подступам проложена новая дорога. Надо непременно воспользоваться ею. Нельзя же не взглянуть вблизи на строгую и гордую швейцарскую красавицу. В путеводителе перечислены смельчаки альпинисты, стремившиеся покорить ее. То была дерзновенная мечта многих, но лишь самым упорным, искусным и выносливым удавалось это. А несчастливчики находили себе могилу в снежных лавинах.

Вдруг обоим вспомнилось - давно не писали родным. В Киеве, несомненно, уже волнуются Мария Александровна и Маняша, в Саблине под Питером - Елизавета Васильевна. Ее успокаивает лишь то, что на даче она не одинока: там Марк Тимофеевич, успевший скрыться из Киева до ареста Ульяновых. Как только они, путешественники, дойдут до первого городка внизу, сразу же дадут знать о себе - отправят открытки с видами здешних гор.