Федор Семенович взял план и, надев очки, стал читать. Суртаев подсел к нему поближе. Обсуждая пункт за пунктом предстоящую работу, они наметили место, где будут открыты курсы.
Пока они разговаривали, Борлай выкурил две трубки. Потом, волнуясь и негодуя, спросил:
- Пошто Сапог вся земля, вся долина Каракол свои лапа держит? Где алтаец будет кочевать, где сено косить?
Он говорил о самом больном, и на его лице показались капельки пота. Он настороженно смотрел в глаза Копосову и ждал ясного ответа.
Отвечая ему, секретарь говорил нарочито медленно и каждому слову придавал особую убедительность:
- Подожди немного, товарищ Токушев. Начнем землеустройство. Отрежем землю у Сапога - вам, беднякам, отдадим. Землемеров, людей таких, которые землю меряют, пошлем к вам, и они все сделают. Не волнуйтесь, вы будете хозяевами земли. Вы, а не такие волки, как Сапог. Только держитесь за партию, помогайте ей.
Слушая его, Токушев время от времени удовлетворенно кивал головой.
Копосов встал и, обойдя стол, пожал руку Борлаю, а потом - Суртаеву.
- Желаю успеха! - сказал он. - Мне пора идти на совещание.
...Токушев первый раз был в аймачном комитете партии. Входил не без робости, а вышел в приподнятом настроении, словно от старых и хороших друзей. Он чувствовал, что у него прибавилось силы, а главное, голова стала ясной. Если раньше словно вечерний полумрак висел перед глазами и закрывал даль, то теперь Борлаю казалось, что утренний свет заливает долину. Он думал:
"Вот идет по долине дорога от села к перевалу и дальше - к Москве. Возле дороги тянется и поет-гудит стальная струна. По ней Копосов разговаривает с мудрыми людьми, с Москвой. А у Сапога нет такой струны, и разговаривать ему не с кем, силы ждать не от кого. А ему, Борлаю, прибавил силы русский коммунист. Ой, какие хорошие люди появились в горах!.."
Суртаев шел по улице. Токушев ехал рядом с ним и, радуясь тому, что новый друг понимает его язык, как свой родной, говорил ему без умолку то по-алтайски, то по-русски:
- Я все горы знаю. Все долины мне известны. Мы с тобой долго будем ездить от кочевья к кочевью, соберем на курсы самых честных людей. Маленько проверять всех будем. Найдем таких смелых, каким был мой брат Адар...
Курсы ему представлялись чем-то вроде отряда, в котором воевал с бандитами его покойный брат. Разница лишь в том, что Суртаев будет еще учить книги читать. Как это хорошо! Тогда Борлай сам любую бумажку прочитает! Да только ли бумажку? Нет, он заведет себе такую же толстую книгу, какую видел у Сапога, в которой что ни лист, то картинка. Купит чистой бумаги и все будет записывать. Всю свою жизнь. Тогда слова его не умрут, как умирают сейчас. И сын - будет же когда-нибудь у него сын увидит, что делал отец, какие слова говорил.
Весь день они провели вместе, заходили в аймачные учреждения, в аптеке взяли много бутылочек и коробочек с разными лекарствами, в кооперативном магазине накупили зеленого плиточного чая и сахара, табаку и спичек, бумаги и карандашей. Борлай принимал свертки и укладывал в переметные сумы, перекинутые через спину Пегухи. Он ждал, когда они будут покупать ружья, порох и свинец, но Суртаев сказал, что у него есть одна винтовка и к ней три сотни патронов. Этого им хватит на все лето.
Только в конце дня они оказались у ворот той ограды, где жила Макрида Ивановна.
- Заезжай, дружок, - пригласил Суртаев.
Но Борлай махнул плетью в сторону синей сопки.
- Я поеду в горы. Маленько буду слушать кукушку, курана* буду слушать.
[Куран - самец косули.]
- Какой же ты мне друг, коли ночевать от меня в лес бежишь!
- В сердце смотри. - Борлай распахнул шубу. - Самый верный друг!
- Вот потому-то я и не хочу отпускать тебя.
- В избе спать - груди тяжело, в лесу спать - легко.
- Привыкать надо.
- Привыкать будем зимой. - Борлай протянул руку. - Дай твою винтовку. Маленько смотреть буду, может, курана увижу.
Суртаев вынес ему винтовку. Борлай схватил ее, подбросил на руке, заглянул в ствол, приложил к плечу и прищелкнул языком:
- Якши! Хороша!
Пока он развьючивал Пегуху, Суртаев принес ему калач хлеба.
Борлай снова вскочил в седло и, закинув винтовку за плечо, по кривому переулку направился к Синюхе - мохнатой сопке, возвышавшейся над селом.
4
Суртаев долго не мог заснуть. Он думал о предстоящей большой работе. Начало как будто неплохое, но ведь еще все впереди. Как-то ему удастся отыскать восприимчивых людей, открыть им глаза, подружиться с ними, подготовить их для борьбы с баями? Осенью придется обо всем докладывать на бюро областного комитета партии.
Читать дальше