Пробужденная мысль и совесть не находили успокоения. Каждый день, в течение ряда лет, разжигали совесть яркие факты сугубого насилия, и явного беззакония, которые разносились в отдаленнейшие места, где и подхватывались. Так было потому, что власти делали свое дело со скандальной откровенностью либо по своей некультурности, либо с целью задушить устрашением всякое проявление свободолюбия и своеволия.
Но кормчий, управлявший государством, глубоко заблуждался. Он сеял ужас, а вырастало возмущение. Он оказался лучшим пропагандистом в мире. Разумная умеренность и существенные уступки привели бы к иным последствиям. Но полицейская бюрократия была неспособна уступить, даже сознавая необходимость уступки ради сохранения престижа, который она уже давно потеряла.
Мы тянулись к небу из грязи и, принимая решения, переживали великую душевную бурю, которая потому и была благодетельна, что вызывала все силы дремавшие из глубины души, которые иначе там бы и замерли. Нас смущали сознание слабости наших сил и великая ответственность за увлечение на гибель многих других, которые, быть может, мирно и благополучно окончили бы в свое время свое земное странствие. Демон сомнения внушал лукавые мысли о негодности среднего человека для великого дела, а не всякий же обязан быть героем. Появлялись горькие мысли о неподготовленности людей, которых с юности и в течение всей жизни воспитывали не для самодеятельности, а для точного исполнения команды. К этому надо прибавить некоторую дозу привитой нам обломовщины, беззаботности и халатности. Встревоженная совесть внушала мысль о необходимости исполнить свой гражданский долг во что бы то ни стало. Разум говорил, что для борьбы нужны и герои и рядовые, без которых герой бессилен, что в большом деле применяется разделение труда и каждому достается задача по его силам и способностям. Формулу «в борьбе обретешь ты право свое» надо дополнить – «обретешь и силу, и смелость».
Офицерские кружки самообразования постепенно превратились в политические кружки. Внутренняя политика правительства будила только политические страсти и вызывала у всех оппозиционно настроенных неоформленное стремление остановить эту каннибальскую пляску. Военная молодежь вошла в ряды русской демократической социалистической интеллигенции. Члены этой разбросанной семьи были связаны духом братства и узнавали друг друга при встрече без условных знаков. Любимыми поэтами и писателями военной молодежи были Лермонтов, Некрасов, Шевченко, Шиллер, Байрон, Мицкевич, Гейне, Толстой, Тургенев, Гаршин, Диккенс, Флобер, Доде, Стендаль и Золя. Читаемая нами нелегальная литература обращалась к разуму и учила нас критически относиться к явлениям русской жизни, будила совесть, исправляла мировоззрение и переоценивала ценности, указывала выход к светлому будущему: «личность, даже великая, составляет не более как искру, которая может взорвать порох, но не воспламенит камня». Наши учителя говорили нам: «Самодура повалить легко, но повалишь ли этим самодурство? Чем больше доводов, тем больше ног, чем больше ног, тем медленнее походка».
У нас всякая оппозиционная деятельность завершается неблагополучно, а конспиративная политическая работа протекает при особенно тяжелых условиях. Она недолговечна и потому не допускает строгого разделения труда по способностям. Каждый из офицеров-радикалов заранее считал себя обреченным. По условиям военного быта строгая конспирация невозможна.
Для успеха борьбы нужно сосчитать силы противника и собственные. Нужен ясный и осуществимый план действий, организация центра и местных органов. Нужны известные приемы действия и согласованность всех операций. Цель или план предстоящей борьбы определяет средства или тактику. В этом и состоит весь смысл организации.
Тактика народовольцев указывала только на приемы партизанской войны, но для действия более значительными массами нужно было учиться на практике. При этом учителями обычно бывают наши ошибки, конечно исправимые, и ошибки противника, всегда поучительные и выгодные, общее одушевление и дружное сотрудничество, быстрота и смелость операций и счастливый случай. Изолированные попытки восстания обречены на неудачу, потому что без содействия фабричных рабочих, железнодорожников, без широкого народного и общественного движения восстание может иметь только воспитательное значение, за которое придется заплатить слишком дорого. Так мы думали на юге, так мы думали и на севере. Никто из нас не питал надежды на присоединение к военному движению значительных рабочих и особенно крестьянских масс. Тем не менее мы признали, что единственной целью военной организации должны быть переворот, восстание.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу