Если формулировать прямо и грубо, проблема Нэнси заключалась в том, что она была не замужем. Это тревожило Сидни, как и тот факт, что Диана ухитрилась опередить старших сестер (опять-таки Сидни вовсе не миссис Беннет). Собственно, Памела имела шанс обвенчаться в двадцать один год, одновременно с Дианой. «Таймс» напечатал объявление о бракосочетании Памелы Митфорд и Оливера Уотни, которое «произойдет приватно» в Оксфордшире 22 января 1929-го, но затем последовало сообщение, что венчание откладывается «в связи с болезнью». Уотни, живший поблизости от Свинбрука и происходивший, как и Брайан, из семьи пивоваров, страдал хроническим туберкулезом. Он даже не присутствовал в сентябре 1928-го на похоронах отца, потому что находился в больнице. Видимо, родители торопили его с женитьбой, а смерть Уотни-старшего избавила его от давления, и отсрочка свадьбы в итоге превратилась в отмену. Официально это подавалось как общее решение, но, скорее всего, инициатива исходила от Уотни. В мае 1929-го Нэнси в письме Тому сообщала, что сама она «просто в ярости», но Пэм совершенно спокойна и «от такого зятя лучше избавиться заранее». Пэм на память остались неведомые нам чувства — печаль? смущение? облегчение? — и обручальное кольцо, которое она отдала Юнити, а та подарила Гитлеру. Тому Митфорду пришлось мотаться по Лондону в маленьком автомобиле, возвращать свадебные подарки.
В самом ли деле Нэнси пришла в ярость из-за того, что ее сестру бросили, — это другой вопрос. Она все еще дразнила «Крошкодава»: например, если удавалось выяснить, какой молодой человек приглянулся сестре, тут же ей сообщала, что видела этого юношу с такой-то девушкой. Но главное, сама-то Нэнси и на милю к алтарю пока не приблизилась.
Прекрасного принца все не было, а при отсутствии жениха девушка — даже самая привлекательная — оставалась, как тогда считалось, на мели. Странная перспектива для Нэнси: возвращаться в Лондон сезон за сезоном, приближаясь к опасному рубежу — середине третьего десятилетия, словно та слишком яркая и эмансипированная девушка из рассказа Фицджеральда; являться на балы в платьях, которые год от года будут выглядеть все более поношенными; перекрашивать костюм для Аскота, чтобы еще раз использовать его в день скачек на Золотой кубок, а между сезонами возвращаться в Свинбрук, в гостиную, заполненную девицами, вечно девицами. В 1927-м Нэнси поступила в школу изящных искусств Слейда — в очередной раз выдержав схватку с родителями — и писала Тому (это уже похоже на отчаяние): если она выставит свои картины в Париже, «семья больше не сможет на меня давить». Пожалуй, в ее возрасте уже странно так воспринимать родителей, но без денег и мужа Нэнси не имела реального выхода — работа не рассматривалась в качестве мыслимого варианта. Во время не слишком успешной учебы в Слейде Нэнси снимала комнату в пансионе в Южном Кенсингтоне и продержалась там меньше месяца. Она понятия не имела, как самостоятельно жить и вести собственное хозяйство, и ей это не понравилось. Ее страсть к свободе ограничивалась довольно тесными рамками.
Возможно, в эту пору затянувшегося девичества — Нэнси три сезона выезжала в свет по всем правилам, а всего провела «в поисках» одиннадцать лет — она стремилась именно к такому напряжению между мятежом и рамками, это вполне писательский подход, хотя сама Нэнси еще не сознавала в себе талант. Порой ее письма читаются так, словно их написал ребенок, желающий шокировать взрослых. Например, она сообщает, что очень пьяна и пора ей завязывать с коктейлями, пока не нажила белую горячку и не принялась в безумии бегать по Свинбруку. Складывается впечатление, что этот образ не так уж ей противен и что напиваться скучно, если никто не делает замечаний. В то же время возникает и более смутное ощущение: кажется, что она переигрывает, что полуистерические мятежные порывы совсем не в ее вкусе, что ее в целом устраивает быть молодой, но стать взрослой для нее еще лучше. Последние два романа, «Благословение» и «Не говорите Альфреду», проникнуты убеждением, что «цивилизованный» средний возраст намного лучше глупой юности. В зрелости Нэнси безусловно в это верила — возможно, уже в молодости об этом догадывалась.
Особенно это касалось мужчин. Конечно, у нее были поклонники, при такой-то внешности. В письмах упоминаются военный Арчер Клайв; приятель Тома Найджел Берч; зажиточный землевладелец Роджер Флитвут Хескет, но, по-видимому, ни одного из них она не воспринимала всерьез. Она уже приближалась к тридцати, когда в ее кругу появился человек иного типа, гвардеец-гренадер сэр Хью Смайли, и у него были самые серьезные намерения, «он положил свой пряничный домик к моим ногам», как выразилась Нэнси. Он делал ей предложение трижды, в первый раз Нэнси отговорилась тем, что, пока не допишет «Шотландский танец», ни о чем думать не может. Это показалось разумным, и сэр Хью, подождав, подступился и во второй раз, и в третий. Во второй раз он явился в ресторан отеля «Кафе Роял» с орхидеями. Шел 1932 год, и, казалось бы, Нэнси должна была с радостью согласиться. Наконец-то мужчина, который преобразит ее жизнь, как Брайан преобразил жизнь Дианы, обеспечит и свободу от родителей, и богатство, и все то, что получила Диана. И все-таки Нэнси не смогла. Так уж она была устроена: не могла вступить в брак с холодным расчетом. Да, сэр Хью был и мил, и богат, но их дети, пугала она саму себя, родятся «тупыми блондинами». В романе «В поисках любви» Линда, главная героиня, выскочила за Тони Крезига, отчасти списанного с сэра Хью, в романтическом упоении, а вскоре поняла, что он безнадежно важен и скучен. А тут даже иллюзии влюбленности у Нэнси не было. И это лучшее предложение, какое она получила за десять лет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу