Лора Томпсон - Представьте 6 девочек

Когда Нэнси сделалась автором бестселлеров, четыре сестры сочли, что могут достичь не меньшего успеха — о книге подумывала даже Памела («там будет только Еда!»), — и каждая на свой лад присматривалась к возможности эксплуатировать ту славу, которую принес семье роман «В поисках любви». Они тоже, как читатели, купились на созданный Нэнси миф, пусть и с оговорками, с оглядкой на собственные интерпретации. По поводу «Достопочтенных и мятежников» Нэнси писала: «В некоторых отношениях она увидела нашу семью… глазами моих книг» ‹14› , и в той или иной степени это касалось всех сестер. Как Диана повела войска во тьму битвы, перейдя в 1932-м на сторону фашистов, так Нэнси начала новый этап в истории семьи, выведя Митфордов на ясный солнечный свет публичного обожания. Диана превратила их в «безумных Митфордов», Нэнси сделала их — даже если они изо всех сил этому противились — «девочками Митфорд».

В начале мая 1948-го Сидни вернулась из Сан-Франциско. В Лондоне ее навестила Диана, которая затем писала Нэнси, что у матери опять трудности с Юнити: «Сначала она потратила гинею на увядшие розы для Мули, а потом вынула из нее душу, твердя как безумная, что у нее жар…»

Двойственное отношение Нэнси к матери — в глубине души она хотела любить Сидни — и прежде косвенно выражалось в искренней тревоге о том, как мать справляется с жизнью. Она предлагала Диане — и Деборе, согласившейся с этим планом, — сложиться и оплатить для Юнити специальное заведение, «с личной сиделкой и огромным запасом постельного белья», но не понимала, как заговорить об этом с Сидни: «О, будь с нами Том!»

А Сидни преследовал страх умереть раньше Юнити. Что станется тогда с ее девочкой? «Похоже, ей видится, — писала Нэнси, — как Буд бродит по улицам, точно злосчастная дворняга». Конечно, можно нанять сиделку и поселить Юнити поближе к одной из сестер (и ведь они тоже страшились этой перспективы), но где найти того, кто проявит немыслимое терпение Сидни? Физически Юнити оставалась сильной и к тому же была чрезвычайно раздражительна.

В 1947-м она устроилась на пол ставки в больницу Хай Уикома мыть посуду и подавать чай. Но пуля, засевшая в мозгу, была подобна одной из оставшихся после войны неразорвавшихся бомб: малейшее прикосновение могло ее активизировать. Возможно, жар, на который Юнити жаловалась, когда мать вернулась из Америки, не был вымыслом. Письмо Дианы датировано 2 мая, Юнити оставалось жить всего двадцать шесть дней.

Они с Сидни отправились в долгий путь в убежище на Инч-Кеннет, которое вот-вот вновь посетит беда (как со смертью Тома). Поначалу Юнити вроде бы чувствовала себя неплохо, но через две недели после прибытия на остров слегла с лихорадкой. С большой землей Сидни общалась не по телефону и не каким-то иным сколько-либо надежным способом, а вывешивая на дверь гаража большой черный диск — его можно было разглядеть в бинокль, и это служило сигналом, что требуется врач. Штормило, врач смог прибыть только через несколько дней. К тому времени висок у Юнити уже сильно выбухал, температура зашкаливала. «Я иду», — сказала она вдруг, и мать поняла, что дочь умирает.

И все же Юнити попытались лечить, диагноз был установлен: менингит, вызванный инфекцией от пули. Обеих, Сидни и Юнити, переправили на большую землю, в больницу Обана, Юнити кололи пенициллин. Планировали везти ее дальше, в специализированное отделение нейрохирургии, примерно так же, как восемь лет назад доставили ее из Фолкстона, но тут случился эпилептический припадок, после которого Юнити потеряла сознание. Она скончалась в тот же день, немного не дожив до тридцати четырех лет.

Смерть, сидевшая в прихожей с первого дня войны, наконец забрала эту громогласную великаншу, их Буд, которая проносилась по жизни подобно невинному щенку, но содержала в себе столь много непроницаемой тьмы. На свой странный лад она оказалась счастливейшей из сестер, вот только не имела навыка жить. Она была беспомощна перед своей неистовой способностью чувствовать страсть и искала для нее сосуд равной вместительности — и ей выпало несчастье найти такой сосуд, заплатив за это великую цену. Для Сидни, столько лет страдавшей рядом со своей дочерью, ее уход стал все же облегчением, в особенности потому, что теперь не приходилось страшиться за дальнейшую участь Юнити. Но более всего она горевала и оплакивала ту Юнити, какой ее дочь была до покушения на самоубийство — «какая жестокость, силой вернуть ее к жизни!», писала Диана ‹15› — или даже до первой поездки в Мюнхен.