Лора Томпсон - Представьте 6 девочек

Ею двигала вера во Францию — столь же сильная, как вера ее сестер в идеологию, — и это была вера писателя. Лишившись надежды иметь детей, Нэнси все больше вкладывалась в творчество, к которому, вероятно, изначально была предназначена, и внутри этого творчества расцветало ее чувство к Палевски — сколь бы подлинным оно ни было, на самом деле Нэнси дорожила литературными вариациями на тему этого чувства, тем ароматом роз под небом Парижа, что окутывает роман и саму жизнь Линды Рэдлет. Любовь всегда в какой-то мере — иллюзия. Взять хотя бы Диану и ее Мосли. Ни разу Нэнси не выбрала мужчину, с которым могла бы рассчитывать на спокойную, «нормальную» жизнь. У нее был шанс выйти замуж за сэра Хью Смайли, здравомыслящего, последовательного, богатого, но нет, тогда она раздувала в себе страсть к открытому гомосексуалу Хэмишу Сент-Клер-Эскину, а затем приняла небрежно брошенное предложение совсем уж негодного в мужья Питера Родда. Теперь же — Палевски, такой же принципиальный противник верности, к тому же откровенно предупредивший Нэнси: если она и получит развод, они не смогут пожениться, поскольку генерал де Голль против.

Так что же, Нэнси просто не умела выбирать мужчин? Такое предположение часто высказывалось. Или же не бывает «не умеющих выбирать», каждый связывается с тем, с кем хочет, и если упорно отыскивает «неправильного» партнера, значит — по неведомой нам причине — в том-то и состоял умысел? Опять-таки посмотрите на Диану: без Мосли ее жизнь была бы совсем другой и, с точки зрения постороннего, стократ лучше. Но уж если кто имел свободу выбора, так это она, — и она предпочла именно Мосли. Нэнси, с ее чрезвычайно привлекательной внешностью, тоже могла сделать «лучший» выбор — например, полюбить кого-то вроде Андре Руа, человека, способного справиться с ее «неженственными» мозгами и при этом безупречно с ней обращавшегося. Еще один офицер «Свободной Франции», князь де Бово-Краон, не на шутку ею увлекся («думаете ли вы обо мне хоть немножко?»), но не вызвал ответного интереса. Как будто еще не раскрывшиеся таланты Нэнси подталкивали ее — хотя она сама не осознавала — к мужчинам, которые предоставят ей свободу. «Если бы мне такое писали, меня бы стошнило, — откровенно заметила она после публикации неистовой и обильной словами любовной переписки лорда Керзона ‹1› . — Господи, насколько же лучше уважительность Полковника». И хотя она так долго билась за свой брак, амбивалентное отношение к беременности в 1938 году — «2 Питера Родда в 1 доме немыслимо» — свидетельствует, что в тайных глубинах души она отвращалась от «нормальной» женской судьбы.

«Faute de mieux» [29] ‹2› , суховато заметила Дебора по поводу той жизни, которую Нэнси в итоге себе построила, то есть жизни чрезвычайно успешного писателя. Сама Дебора — «полностью женщина», как она о себе говорила, — выбрала мужа, который мог дать ей правильную, безопасную, семейную обстановку, где несчастья были бы случайностью, а не естественной необходимостью. Нэнси выбирала именно тех мужчин, страдания от которых были гарантированы. Никакой нужды в этом не было. Но страдания были реальными.

Она чуть не покончила с собой из-за Хэмиша, терзалась обидой на Питера, ради Палевски впоследствии прошла через огонь — зато полностью было удовлетворено романтическое воображение, та часть ее натуры, которой питался писательский талант.

— О, Фабрис, я чувствую — ну, я думаю, такое иногда переживают верующие.

Она уронила голову ему на плечо, и они долго сидели в молчании.

Еще в 1942-м, под бомбежками, Нэнси принялась писать то, что именовала «автобиографией». Роман «В поисках любви» посвящен Палевски, вдохновившему пронзительные поздние отрывки, но написан для него, а не из-за него. В октябре 1944-го ей предложили партнерство у Хейвуда Хилла, чем она затем воспользуется для поездки в Париж, но тогда Нэнси отмахнулась от предложения и предпочла подождать до конца войны. В тот момент ей важнее была собственная книга: «Пальцы так и тянутся к перу». Она взяла отпуск на три месяца — и роман целиком излился на бумагу. Тут, пожалуй, все-таки сказалось влияние Палевски. Он подсказал ей, как писать «В поисках любви», подсказал эту великолепную прямоту изложения. «Racontez — racontez » [30], — говорит Фабрис Линде, побуждая ее передавать семейные истории «напевной интонацией Рэдлетов». «Lafamille Mitfordfait majoie » [31], — говорил Палевски Нэнси, когда она, подобно Шахерезаде, чаровала его на первых стадиях сближения, в те вечера, что они проводили вдвоем в ее квартире в Майда-вейл, куда француз проникал через окно, насвистывая мелодии Курта Вайля. С необычайной и как бы детской ясностью, сорочьим инстинктом подбирать блестящие детали она создавала для снисходительного, ироничного, утомленного войной возлюбленного волшебную английскую сказку своего безвозвратного детства. И этот «сказ», прямое повествование от первого лица, стал тем ключом, что отомкнул двери ее таланта. Впервые Нэнси обошлась без особых приемов, за исключением писательского фокуса — подкорректировать факты, создав свою истину. Она рассказала собственную историю на свой особый лад, и силой искусства семья Митфорд сделалась бессмертной.