Юрий Корольков - Кио ку мицу !

Стрельба кончилась, и теперь китайские солдаты разглядывали свой поезд, потерпевший крушение. Из расщепленного вагона через пролом в полу выносили убитых, раненых. Их клали на траву рядом с полотном железной дороги. Сказали, что среди убитых маршал Чжан Цзо-лин, которого они охраняли. Чан вспомнил, что видел его, когда выбегал из вагона.

Вскоре пришли машины, увезли убитых, а солдатам приказали идти пешком в казармы, через весь город...

Маршала Чжан Цзо-лина хоронили торжественно. Ему воздавали почести, которые он заслужил. Сейчас никто не вспоминал о далеком прошлом этого человека. Когда-то Чжан был главарем шайки хунхузов, обычной шайки дорожных грабителей. Но он оказался более ловким и предприимчивым, чем другие хунхузы. В русско-японскую войну Чжан несколько видоизменил свою профессию - пошел на службу к японцам. Он бродил по тылам русских войск в Маньчжурии, грабил обозы, нападал на мелкие гарнизоны, стрелял из засады по войсковым колоннам и снова исчезал в маньчжурских сопках. За это японцы хорошо ему платили. С того началось. Через десять лет он стал губернатором Фыньтяньской провинции, а еще через несколько лет - главнокомандующим армии умиротворения страны, объединившей силы китайской контрреволюции. В его войска входили японские части, и власть маршала распространилась далеко за пределы Маньчжурии - южнее Великой китайской стены. До недавних дней резиденция маршала находилась в столице Китая - Пекине. Под натиском гоминдановских войск Чжан вынужден был покинуть столицу, уйти под защиту Квантунской армии дружественной ему Японии. Теперь все кончилось. Гроб с телом маршала Чжан Цзо-лина покоился на артиллерийском лафете, и упряжка армейских коней тянула лафет через город, запруженный толпами любопытных.

Маршалу отдавали последние почести. В скорбном безмолвии за лафетом шествовали друзья покойного. Рядом с сыном маршала, молодым Чжан Сюэ-ляном, похожим на подростка, впервые надевшего военную форму, шел подтянутый и бесстрастный барон Хаяси, глава официальной японской делегации и личный представитель премьер-министра генерала Танака. Длинноусый барон Хаяси тоже имел генеральский чин, но на этот раз он был в штатском. Черный цилиндр церемониймейстера двора его величества возвышался над военными фуражками цвета хаки. По другую сторону от молодого Чжан Сюэ-ляна шагал военный советник его покойного отца генерал Нанао, сотрудник японского генерального штаба. А позади, почтительно отступив на полшага и придерживая рукой блестящую саблю, следовал адъютант советника - полковник Доихара... Был здесь командующий Квантунской армией, офицеры его штаба, и среди них капитан Кавамота, тоже прибывший выразить соболезнование сыну маршала по поводу тяжелой утраты.

И совсем уже где-то сзади, в последних рядах провожающих, забыв давние распри, шествовали рядом представители российской эмиграции черноусый атаман Семенов и глава недолговечного Приморского правительства - старший из братьев Меркуловых, ставший поставщиком мяса для Квантунской армии.

Хоронили большого друга Японии, павшего от руки наглых террористов, - так писали токийские газеты. Штаб Мукденской армии утверждал это более категорично: убийство Чжан Цзо-лина, несомненно, дело рук партизан, сторонников гоминдановского правительства в Нанкине, с которыми так самоотверженно боролся покойный маршал.

Соболезнование подписал начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Сайто. Он тоже шел за гробом правителя Маньчжурии.

И только один человек, который по своему положению должен бы присутствовать на похоронах, не участвовал в траурной церемонии. Это был Окава Сюмей - председатель правления директоров акционерной компании Южно-Маньчжурской железной дороги. Он не пришел, сославшись на болезнь. Говорили, что на него повлияло то обстоятельство, что злодейское покушение произошло как раз в том месте, где руководимая им Южно-Маньчжурская дорога пересекает колею, идущую из Пекина. Но Окава Сюмей все же незримо присутствовал на похоронах.

Когда процессия медленно текла по городским улицам и гроб, установленный на лафете, плыл мимо здания всемогущей акционерной компании, Окава, стараясь быть незамеченным, осторожно подошел к открытому окну своего кабинета и глянул вниз. Он стоял, укрываясь за шторами, и с улицы его никто не видел. Это был сорокалетний японец, высокий, худой, с острым кадыком, выступающим над крахмальным воротником. Хрящеватый нос придавал хищное выражение его лицу. Но самым характерным в облике председателя директората были его глаза, прикрытые толстыми, как увеличительные стекла, очками. Сквозь эти линзы на мир глядели два расплывчатых, коричнево-темных трепанга. Когда Окава снимал очки, трепанги исчезали, и на их месте появлялись небольшие глазки с острыми, сверлящими зрачками. Подтянутый, элегантный, одетый в европейский костюм, он выглядел преуспевающим и самонадеянным человеком.