Робин Брюс Локкарт - Сидней Рейли - шпион-легенда XX века

Мир в душе Георгия перевернулся. Его мать, католичка, которую он любил больше всех на свете, предала его! Георгия шокировало осознание того факта, что теперь он не сын русского полковника, а несчастный еврейский выродок. Его любимый отец – вовсе не отец, сестра – не сестра… Он выродок, да к тому же еще и еврейский… Его передернуло, когда он вспомнил фразу, которую довольно часто произносил в шутку: «Господи, благослови государя и покарай евреев!»

Не обращая внимания на рыдающую Анну, Зигмунд Розенблюм мысленно проклял свою семью. Бросившись в комнату, молодой человек схватился за перо и написал две короткие записки. Первая предназначалась Розенблюму: «Надеюсь, Ваша душа будет гореть в аду!», вторая – Анне: «Найдете меня подо льдом одесской бухты». Оба текста навсегда запечатлелись в его памяти, и даже много лет спустя он мог процитировать их слово в слово. Две короткие фразы на белой бумаге преследовали его в ночных кошмарах всю жизнь.

Покинув дом, ничего не видящий вокруг себя от горя, Розенблюм добрался до Одессы и опустил оба конверта в почтовый ящик. У ближайшего старьевщика он обменял роскошный костюм на рабочую блузу и с помощью знакомого моряка пробрался на готовое к отплытию британское судно. Корабль шел в Южную Америку…

«Заяц» был очень скоро обнаружен и представлен на суд капитана. С бравадой, в сложившихся обстоятельствах больше походившей на глупое упрямство, он назвал свою фамилию, которую теперь считал настоящей, – Розенблюм. Другими словами, молодой человек открыто объявил себя евреем. Казалось, он получал мазохистское удовольствие, издеваясь над самим собой.

Розенблюм прожил в Южной Америке, большей частью в Бразилии, целых три года. Ему доводилось работать и докером, и поваром, и на плантациях, и на строительстве дорог, и даже швейцаром в борделе, затерявшемся в грязном квартале Рио-де-Жанейро. Все это время Розенблюма нещадно преследовала одна и та же мысль: он – незаконнорожденный еврей, преданный собственной матерью. И все это время, хотя сам Розенблюм этого и не замечал, его характер становился все более закаленным.

В 1895 году три британских офицера прибыли в Бразилию с целью исследования глухих районов джунглей в бассейне Амазонки. Розенблюм, к тому времени в совершенстве овладевший португальским языком и отзывавшийся на имя Педро, нанялся в эту экспедицию поваром. Задуманное предприятие сразу началось крайне неудачно. В верховьях Амазонки из группы сбежали несколько носильщиков, до смерти перепуганные враждебно настроенными против пришельцев туземцами. Абориген-проводник и оставшиеся местные носильщики еще потерпели несколько дней, но когда офицеров свалила лихорадка, злоумышленникам пришла в голову банальная идея – убить спящими всех троих офицеров и сбежать, прихватив с собой багаж и оружие.

Немного найдется мест на земле, где природа столь оживлена в ночное время, как в Бразилии, но среди рева животных и птичьего щебетания Педро сразу различил подозрительный треск кустарника. Схватив револьвер одного из офицеров, он с легкостью отбил атаку нападавших, благо старые навыки стрельбы без промаха еще не были забыты… Один из офицеров умер, разделив судьбу многих путешественников, похороненных в зеленом океане амазонской сельвы. Оставшихся в живых Педро привел обратно в Рио.

Через некоторое время он вдруг обнаружил в себе некоторые перемены. Педро больше не передергивало от фамилии Розенблюм, а Бразилия стала казаться ничуть не хуже России. Англичане, обязанные своими жизнями «португальскому» повару, изумлялись образованности молодого человека, свободно разговаривавшего на нескольких языках.

Они тщетно пытались выяснить у Педро его происхождение и какими судьбами он очутился в Бразилии. В знак благодарности за свое чудесное спасение майор Фотерджилл, лидер британской партии и, как следствие, не стесненный в средствах, выдал Розенблюму чек на полторы тысячи фунтов, выхлопотал ему британский паспорт и лично сопроводил на корабль, отходивший в Англию.

Одесскому еврею, жизнь которого за последние три года потеряла всякий смысл, был предоставлен еще один шанс.

Истосковавшийся по цивилизованной жизни, двадцатидвухлетний Розенблюм сразу же сблизился с новыми британскими друзьями. Природное обаяние, которое он пронес через прожитые годы, обычно моментально снимало предвзятость суждений о нем со стороны окружающих, вызванную его еврейской фамилией. Он начал называть себя на германский манер, и уменьшительное от Зигмунда – Зигги постепенно превратилось в имя Сидней.