А. Белоногов - МИД, Кремль, кувейтский кризис

В 1990–1991 годах я был заместителем министра иностранных дел СССР. В круг моего ведения, наряду с некоторыми другими вопросами, входили отношения Советского Союза со странами Ближнего и Среднего Востока. Поэтому с самого начала кувейтского кризиса, вызванного захватом Кувейта Ираком, и до его развязки, когда, потерпев сокрушительное поражение от сил антииракской коалиции, Багдад подчинился требованиям ООН, я самым непосредственным образом был вовлечен во многие связанные с кризисом события.

Предлагаемая книга – это, прежде всего, рассказ очевидца и участника этих событий. Мне довелось заниматься разработкой нашей позиции по различным аспектам кризиса, участвовать в переговорах с Ираком, Турцией, Ираном, арабскими странами и другими государствами, в первую очередь с теми, кто входил тогда в Совет Безопасности. Ряд из этих контактов и переговоров я осуществлял сам, в каких-то случаях лишь находился за столом переговоров, которые вели президент СССР М. Горбачев или министр иностранных дел Э. Шеварднадзе, а после его отставки – А. Бессмертных. Иногда же моя причастность ограничивалась только подготовкой соответствующих документов, а что-то по тем или иным причинам и вовсе проходило мимо меня.

Думаю, что не погрешу против истины, если скажу, что кувейтский кризис – одно из самых поучительных явлений международной жизни. К тому же, несмотря на прошедшее с тех пор время, он не стал перевернутой страницей истории. Его последствия шагнули вместе с нами в XXI век – прежде всего в виде особого режима, установленного для Ирака. Он очень чувствительно сказывается и на иракском народе, и на общей политической ситуации в регионе, и на возможностях других стран, в том числе России, развивать связи с Ираком. Попытки Багдада явочным путем освободиться от ограничений и контроля уже не раз приводили к резким обострениям ситуации и даже к новым ударам США по этой стране. Не прекращаются дипломатические баталии вокруг дальнейшей линии Совета Безопасности ООН в отношении Ирака. Нежелание Багдада считаться с некоторыми его решениями – потенциальный источник новых возможных обострений. Отсюда значение достоверного и детального знания прошлого, того, как развивались события в ходе самого кувейтского кризиса, какие решения и почему принимались в этой связи Советом Безопасности, и чем, наконец, руководствовалась тогда Москва в своей политике и действиях.

Мысль написать книгу о кувейтском кризисе родилась у меня в Канаде, где я находился в качестве российского посла с 1992 по 1998 год. Там мне удалось познакомиться с обширной литературой по кризису, появившейся на Западе, как по горячим следам, так и годы спустя. При этом мне бросилось в глаза, что о роли Советского Союза и его позиции говорилось по большей части вскользь и не всегда объективно. Даже в мемуарах такого, казалось бы, осведомленного человека, как Джеймс Бейкер, занимавшего в период кризиса пост госсекретаря США, встречаются превратные толкования действий Москвы и их мотивов. Я вернулся на Родину с намерением самому рассказать о кризисе, осветить его, так сказать, «с московского угла» или, точнее, показать, как он представлялся по крайней мере тем, кто им занимался тогда в МИДе СССР (допускаю, что из каких-то других московских окон на него могли смотреть и несколько иначе).

Мое намерение только окрепло, когда я убедился, что у нас в стране обстоятельных публикаций о кувейтском кризисе не появилось – ни исследовательского плана, ни мемуарного (о журнальных статьях в данном случае я не говорю). Перечень же свидетельств тех, кому действительно есть что сказать о событиях того времени как их участникам, пока очень короток. Это публикация Е. Примакова в четырех номерах «Правды» за 1991 год «Война, которой могло не быть» и по несколько страниц, посвященных кризису в книге Э. Шеварднадзе «Мой выбор» и в дневниковых записях помощника президента СССР А. Черняева. Возможно, что-то не попало в поле моего зрения. Но общую картину это вряд ли изменит.

Свою книгу я писал, отталкиваясь не только от того, что удержала память. Все, что я рассказываю о переговорах и беседах, которые вел сам или на которых присутствовал, основано на сохранившихся у меня записях. Одни из них подробны или даже практически дословны, в иных случаях фиксировалось лишь основное содержание.