Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 2, Море)

Феоктиста Ивановна незаметно удалилась из горницы, спряталась за дверью, с дрожью прислушиваясь к беседе толмача с чужеземцем. Услыхав, что у них в доме сидит "морской разбойник", она едва не упала в обморок.

Алехин угрюмо покачал головой:

- Уволь. Не хочу толмачить. Здесь не царев приказ. Наше дело - не для посмешища... Наше дело осторожное.

- Обиделся? Смиренник! - Грязной начал усердно угощать его. - Ты, Михаил, нос не задирай! Спесь до добра не доведет. Государево дело вершим не токмо в приказах, а повсюду. И в кабаках, и за чаркой вина, и в развеселой беседе...

Черные, игривые глаза Грязного подозрительно сощурились.

- Не мне спесивиться, Василь Григорьич... Дьяк Посольского приказа я, - и только. Одначе, уволь... Толмачить не стану.

- Знаем мы вас, посольских дьяков!.. Вон Сафронов Петька умнее себя никого не знал, а што толмачил? - Гришка Жаден говорит: врал он все, говорил не то, што слышал... Обманывал. За то и в темнице сидит. А кого уж более-то балует государь, как не вас?

- Не Гришка Жаден, а Генрих Штаден! - усмехнулся Алехин.

Грязной недолюбливал дьяков Посольского приказа. Они слишком много времени отнимают у государя. Зазнаются. Постоянно с иноземцами, а многие из них и за рубежами побывали, в иных государствах, много видели, много слышали. Не чета дьякам Разрядного, Поместного и других государевых приказов... Хвальбишки!

- Ну-ка, Миша, спроси - есть у него жена? - сказал Кусков. - Ладно. Не спесивься.

Алехин покачал головою и с усмешкой задал этот вопрос Керстену Роде. Тот, мечтательно закатив глаза, торжественно произнес:

- Я люблю рвать розы, когда они цветут, а жена - увы! - растение, которое цветет только один раз.

- Батюшки! - весело воскликнул Грязной. - Он и впрямь занятный. Ивану Васильевичу будет чем позабавиться. Остер на язык... Слышите? Жена цветет один раз. Ха, ха, ха!..

Василий Грязной в припадке пьяного веселья принялся еще настойчивее спаивать своих гостей.

Да и кто же из московских добрых хозяев отпустит из своего дома гостя, не напоив его до беспамятства? А если такой сквалыга и объявится вечный позор ему и посрамление.

Грязной особенно усердно ублажал толмача:

- Друг за друга, бог за всех, Миша... Понял ли? - говорил он, неустанно наполняя его чарку. - Дурень ты, Мишка! - вдруг хлопнул он по спине Алехина, обтиравшего в задумчивости усы и бороду. - Не иди против нас. Помни: рука руку моет, и обе белы бывают.

Толмач, поморщившись, хмуро подставил свою чарку.

- Э-эх, Миша!.. - наполнив ее, проговорил Грязной. - Будь я царь, боярином бы тебя сделал... Знаю: верный ты царю слуга.

- Не хочу быть боярином. Не обижай, - промычал Алехин. - Боюсь.

- Ловок, Мишка! Мою мысль слопал. Да и сам бы я от того чину упрятался... Вон Малюта... "Выше дворянского звания, - говорит, - ничего не знаю". Не надо! Што толку в том, коли залетит ворона в царские хоромы... Все одно ворона! Ха, ха, ха!.. - Грязной расхохотался. - Полету много, а почету нет! Мы с Малютой не гонимся за боярским званием... Не надо нам его. Дело нам надобно, государево дело!.. Пожалуй, дураку дай честь - он не знает, где и сесть. Вон Прокофьев потянулся за боярами, да и расстался с амбарами...

Очнувшись, Алехин вдруг вскочил:

- Апостол Петр... изрек...

- Ну, ну, говори!.. - крикнул Грязной.

Собравшись с духом, дьяк громко провозгласил:

- Гордым бог про... ти... вится... А смиренным... дает бла-а... дать!..

Степенно опустился на скамью, мотая головой.

- Оставайся, Миша, ночевать... Ты уж, кажись, того...

- Не!.. Ночь пропью... всю ночь... а не ночую... Боюсь! Тебя боюсь!

Способные еще понимать что-нибудь рассмеялись. Толмач сидел бука-букой, ни на кого не глядя, бурча себе под нос.

Грязной шепнул Кускову на ухо:

- Сукин сын! Притворяется. Хитрый боров. Что-то есть у него на уме. Скрывается. Все они, посольские, такие... Говорят не то, что думают. Даже короли иноземные то приметили. Хитрее наших посольских дьяков токмо черти.

Грязной разошелся вовсю:

- Пейте, братчики! Гулять - не устать, а дней у бога впереди много. Обождите, не то увидите.

Феоктиста Ивановна побежала в девичью. Замахала руками на девушек, зашикала на них, велела поскорее одеться и спрятаться на чердаке.

А какие дни! Василий знает, он уверен, что в государстве наступают иные времена... Ему, Василию Грязному, верному царскому слуге, дует попутный ветер... Для многих этот бродяга, которого угощает он в своем доме наравне с друзьями, - разбойник заморский, а для него, Грязного, нужный государю человек. Надо знать и понимать, что к чему. Бояре, выпестовавшие царя на своих руках, седобородые мудрецы, хуже знают царя, чем он, дворянин Грязной, - они не могут понять Ивана Васильевича.