Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)

Неподвижный, таинственный пришелец из глубин вечности неотступно преследовал взгляд царя...

- Уведите меня! - прошептал Иван Васильевич.

Бояре под руки отвели его в опочивальню. Тяжело дыша, совсем расслабленный, грузно опустился он в кресло. Открыв глаза, долго и со вниманием осматривал окружающих его вельмож.

- Так ли?! Правда ли, что не хотите вы, чтобы я умер?! - с трудом выговаривая каждое слово, спросил он их.

Опять заголосили бояре, уверяя царя в своей преданности престолу.

Выслушав их, он усмехнулся:

- Можно ли тому верить?! Дорог ли я вам, как вы то говорите? Когда я умру, вам посвободнее будет... Царевич не такой... Он другой.

Бояре стали на колени, расчувствовались, принялись слезно умолять царя не говорить таких слов.

- Буде! - произнес царь. - Коли так, мне и умереть не страшно. Государство мое не погибнет. Царевичу Феодору будете служить, как и мне...

Бояре, склонив в унынии головы, слушали слабеющий голос царя:

- Нет!.. Нет!.. Не то! Я не хочу умирать!.. Не буду...

Царь впал в беспамятство.

Черные мысли о близкой смерти в последние дни одолевали царя. Часто он запирался в своей моленной и со слезами на глазах молил бога об отпущении ему грехов. Наедине перед божницей он начинал перебирать все, что знал дурного о себе. Но, вспоминая о своих жестоких казнях, он часто вдруг приходил в крайнее смущение. Властно захватывала мысль: как же он мог иначе поступить?! А если бы он помиловал изменников, что тогда? Не случилось бы разве ущерба христианской вере, не послужило ли бы это порухе в государстве, устояла ли бы тогда Русская земля перед недругами? Он знал, он чувствовал, что великое горе постигло бы Русь, если бы он пошел на поводу у бояр-изменников, у друзей князя Курбского. Невольно задавал царь себе вопрос: велик ли грех государя, который губит изменников?

Эти размышления казались ему грешными, он отгонял их от себя, оставаясь не убежденным в их греховности. Он путался в своих взбудораженных мыслях, заглушая их неустанными, мучительными поклонами, бия лбом об пол, покрываясь потом и обессиливая окончательно.

- Прости меня, господи, - шепчет он при каждом поклоне, а дерзкие мысли лезут и лезут в голову: "за что прощенье? разве ты виноват?" Но... смерть! Она заставляет, она требует отрекаться от себя, от земной правды, во имя правды небесной, о которой постоянно твердят ему обиженные им попы и монахи. Но и тут царя берут сомнения: разве можно почитать "небесной правдой", что монастыри имеют десятки тысяч десятин земли, а иной служилый, всю жизнь проведший на полях брани дворянин, и десятины не имеет, слоняется, как нищий, по городам?! Опять сомненья, опять неверие! Монахи своекорыстны!

Вчера только он приказал казнить одного монаха, который оскорбил царское имя в спорах с дьяком, отмежевавшим у монастыря землю в пользу дворянина.

Было страшно, боязно давать такой приказ, а нужно.

Теперь проклинают, поди, его, царя Ивана, все иноки того монастыря. А не казнить?.. Не мог царь. Пускай даже перед смертью!

Опять!.. Опять! Иван Васильевич спохватился и снова стал беспощадно биться лбом об пол, моля у бога прощения за казнь монаха.

И снова, как бы оправдываясь перед богом, он вспоминает королей Людовика XI, Генриха VIII, Эрика XIV, Марию Английскую, папу Григория XIII и всех других государей, также не щадивших своих врагов. Царь старается сам себе доказать, что он не столь жесток, как они.

Выйдя из моленной, царь невольно тянулся к окну и снова, содрогаясь от ужаса, вглядывался в мутно-золотистый крест на небе.

- Уйди, смерть!.. Уйди!.. - шептал он, пятясь от окна.

Однажды царь распорядился послать в Холмогоры и Колу за ведуньями и колдунами, о которых ему рассказали поморы. Поморы, приехавшие в Москву, наговорили много чудесного о тех ведуньях и колдунах, - что они и судьбу, де, предсказывать могут и лечить разные недуги ловки.

Бельский на другой же день послал за колдунами гонцов к Студеному морю.

Герасиму и Андрею посчастливилось не только встретиться в Холмогорах, но жить в одной избе и, как встарь, по-дружески беседовать, вспоминая далекие годы детства, побег из вотчины Колычева и ливонские походы.

При свете лучины, тепло натопив печку, сиживали они вечерами на скамье и делились своими впечатлениями о пережитом. Герасим рассказал Андрею, как он подружился с эстами, как они заодно с русскими порубежниками отбивались от немецких разбойников, нападавших на русские станы, как охраняли они устье Наровы, чтобы дать безопасный выход кораблям нашим и иноземным в море и к Нарве. Да и нашествию шведов они, тоже вместе с эстонскими крестьянами, давали жестокий отпор, невзирая на свою малочисленность. В защите Нарвы также участвовал Герасим. Он рассказал Андрею и о той жестокой сече, которая произошла под Нарвой. Семь тысяч русских воинов, стрельцов, жителей Иван-города и эстов полегло в этом бою. Нелегко досталась Нарва и шведам! Их полегло еще больше.