Валентин Костылев - Питирим (Человек и боги - 1)

А в кустарниках над Почайной сидел человек с серьгой и зорко наблюдал за тем, кто навещает Нестерова.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из Духовного приказа Питирим вернулся к себе в келью поздно вечером.

Елизавета вскипятила привезенный в подарок епископу из Сибири Строгановым китайский чай. Перед тем, как заварить его, она долго рассматривала с большим любопытством диковинные закорючки на обложке, в которую завернут был чай. В горячей воде листочки чернели, распускались, и пар шел от них приятней, благовонный. Епископ тоже полюбил этот напиток. Был весел и разговорчив обыкновенно за чайным столом.

Войдя, он с улыбкой сказал:

- Сколь я в чести у тебя! Сколь счастлив я любовью твоею ко мне! - Он подошел к ней и поцеловал ее в голову, а затем положил большую тетрадь на стол и сел. Лицо у него было усталое, но приветливое.

- Одно удручает меня: в глазах твоих я вижу страх.

Елизавета была рада в эту минуту тому, что в келье светила одна свеча и разглядеть то, как она покраснела, было трудно епископу.

- Я привык видеть страх в глазах людей... Но от тебя несноснее нет оскорбления мне. Я не хочу, чтобы едва расцветшее растение подсыхало в присутствии моем. Я тебе не сделаю никакого зла... Для тебя я имею одно лишь благосердие и дружелюбие.

Он сам налил в сосуды любимый им напиток, а затем открыл тетрадь.

- Что же ты молчишь?

- Не знаю, что говорить, - смутилась Елизавета.

- Вижу я, в какой дикой крепости жила ты у отца... Раскольщики жалуются на гнет и кабалу, но нет более гнета, нежели в раскольничьих семьях. Испытал и я. Знаю. Они посягают на то, что даровано человеку для его телесной радости.

Елизавета вспомнила, что и Софрон ей то же самое говорил и учил ее убежать от отца. У нее уже вертелось на языке имя Софрона. Она хотела спросить о его судьбе у епископа, но Питирим, словно угадав ее мысли, сказал:

- И кто бы мог открыть тебе глаза на это? Кто бы мог пробудить в тебе гордость разума и противность угнетению? Был ли у тебя такой человек, кроме меня? Дабы поступить так, как ты, - надо быть движимой кем-то... Надо было перешагнуть через грех, а девушке трудно одной совершить то, без наущения.

Елизавета молчала. Насторожилась.

- Утаить от епископа ничего нельзя. Он все знает. Такой человек у тебя был, и не я же один смог употребить силу нежданную, чтобы ты в легкости покинула родительскую кровлю?!

Ласково и любовно горели глаза Питирима.

- Приблизься! - поманил он.

Она встала, подошла.

- Склонись!

Склонилась. Питирим положил руку на ее голову и громко, властно произнес:

- Да будет разум твой светел и душа твоя чиста перед архиереем... Не того ради богом поставлен епископ, чтобы величатися, напыщатися, во имя якобы почитания, но для того, чтобы все виды смирения христова в образе своем являть, свет истины в народах пробуждать и всякую неправду раскрывать, как то: злых отчуждение языка в ярости невоздержание, отклонение похотей, властей и церкви оглаголание, ложь и клятвопреступление. Аминь!

Он указал Елизавете на ее место:

- Испей. Не буду пытать.

И подвинул ей чашу и мед. Сам стал пить, раскрыв перед собою принесенную из Духовного приказа тетрадь.

Оторвавшись от тетради, он снова с улыбкой взглянул на Елизавету:

- Софрона, поди, забыть не можешь?

Елизавета смутилась так сильно, что чуть не уронила на стол чашу с напитком.

Епископ ее успокоил.

- Стыд и робость украшают девство, однако, епископ любит тебя и знаешь ты его близко.

Елизавета оживилась:

- Забыть трудно Софрона... Он был моим добрым наставником... Он хороший.

- Дружба одного человека благоразумного дороже дружбы всех людей неразумных... Давно известно. Но, оказывая доверие, смотри, как бы получающий его, будучи человеком двуличным, не воздал бы тебе за добро злом и хулой.

- Может, но не Софрон.

Питирим покачал головой.

- Плохо, когда сердце управляет разумом и любовь застилает глаза...

- Я знаю его! - вспыхнув, с гордостью возразила епископу Елизавета.

- Враг людей не может быть другом и в любви... Говорит доброе, а творит злое. Дознано: жил он блудно с посадскою гулящей жонкой Степанидой... А она живет блудно якобы с Филькою, кузнецом посадским... И она же в Печерском монастыре блудила... Знаешь ли ты ее?

Елизавета, побледнев, еле слышно прошептала:

- Может ли то быть?

- Показано многими.

- Он любит народ... Он страдает о нищете, о кабале народной... У него много друзей среди бедных.

Глаза Питирима заблестели в полумраке; стали большими и неподвижными. Он еще ближе подвинул к ней мед.