Вадим Кожинов - Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Тютчев навестил дом в Армянском переулке, где прошли его отрочество и юность (родители еще в 1829 году продали это похожее на дворец здание церковным властям, и в нем помещался теперь "Дом призрения вдов и сирот духовного звания").

Несколько раз поэт побывал на спектаклях Малого театра, где перед ним предстала "столь хорошая" труппа, что он не мог не признаться: "Я был поражен. Исключая Париж, нигде за границей нет труппы, которая могла бы соперничать с нею". Речь шла о таких актерах Малого театра, как Щепкин, Мочалов и молодые Пров Садовский, Иван Самарин, Сергей Шумский и др.; Тютчев сразу сумел оценить всемирное достоинство их искусства.

Вскоре по приезде поэт встречается с Погодиным и Шевыревым; последний писал 19 июля: "Нам только приятно говорят люди европейские, как Тютчев. Так и должно". Снова возникает это определение "европейский" (подразумевающее- "всемирный"), о котором говорилось выше.

25 июля Тютчев посещает едва ли не главный тогда центр культурной жизни Москвы - дом Елагиных-Киреевских у Красных ворот, где он встретился очевидно, впервые - с Чаадаевым, Самариным, братьями Аксаковыми, а также со своими уже давними друзьями братьями Киреевскими, с Хомяковым и другими, о которых он на следующий день, 26 июля, писал жене в Мюнхен: "Встретил... несколько университетских товарищей, среди которых иные составили себе имя в литературе и стали действительно выдающимися людьми".

По всей вероятности, Тютчев встречался тогда в Москве и с рядом видных историков, таких, как И.М.Снегирев (1793-1868) и О.М.Бодянский (1808-1877), с которыми он позднее будет тесно связан. Собственно говоря, и главные тогдашние интересы Чаадаева, братьев Киреевских и Аксаковых, Хомякова, Самарина, Погодина, Шевырева были сосредоточены в области русской и мировой истории в широком смысле этого слова; даже памятники древнерусской литературы, устное народное творчество и самый русский язык были для них прежде всего воплощениями исторического развития России.

Тютчев пробыл в Москве не так уж долго, но его несравненный дар мгновенно и во всем объеме схватывать все то, что глубоко его интересовало, позволил ему освоить выдающиеся достижения русской историографии после Карамзина.

На обратном пути в Мюнхен Тютчев посетил в Берлине известного писателя и публициста, дружественно относившегося к России, Карла Варнгагена фон Энзе (1785-1858), который во время войны с Наполеоном сражался в русской армии. Тютчев был знаком с ним еще с конца двадцатых - начала тридцатых годов. В 1842 году Тютчев написал в честь этого видного деятеля Германии стихотворение "Знамя и Слово", в котором воспел и участие Варнгагена фон Энзе в битвах русской армии, и его большие заслуги в приобщении немецких читателей к русской литературе:

В кровавую бурю, сквозь бранное пламя,

Предтеча спасенья - русское Знамя

К бессмертной победе тебя провело.

Так диво ль, что в память союза святого

За Знаменем русским и русское Слово

К тебе, как родное к родному, пришло?

29 сентября 1843 года Варнгаген фон Энзе записал в своем дневнике: "С необычайным знанием рассказывал Тютчев об особенностях русских людей и вообще славян. Он... сообщил о новых открытиях в области русской средневековой литературы, особенно же в духовной; так же по части летописей, песен и былин. Все кажется новым, как было у нас с Нибелунгами*, миннезингерами и т.п.".

Важно отметить, что Варнгаген фон Энзе был тогда едва ли не лучшим в Германии знатоком русской культуры (еще в 1838 году он опубликовал замечательную работу о Пушкине) и мог по достоинству оценить то, что сообщил ему вернувшийся из России Тютчев.

Было бы вместе с тем неправомерно полагать, что Тютчев освоил те достижения исторического знания в России, которые были осуществлены со времени его отъезда в Германию, только лишь летом 1843 года. Все дело в том, что до нас дошло крайне мало сведений (стоило бы даже сказать: вообще не дошло) о пребывании Тютчева в России в 1825, 1830 и 1837 годах, а также о его знакомстве в годы заграничной жизни с русскими книгами, о содержании его бесед с приезжавшими в Мюнхен соотечественниками и т.п.

Между тем можно с полным основанием сказать, что сама уже очевидная плодотворность тютчевских встреч в Москве в июле-августе 1843 года свидетельствует, так сказать, о подготовленности его восприятия.

Широко распространена версия, согласно которой Тютчев в долгие годы своей заграничной жизни был якобы вообще "оторван" от России и как бы даже не ведал о том, что в ней совершалось в двадцатых - начале сороковых годов. Эту версию поддержал и Иван Аксаков в своей биографии поэта, где сказано, в частности: