Мария Беллончи - Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

Но настоящее наслаждение Лукреция испытывала в огромном парке Бельригуардо с его воздушным великолепием, искусно созданным садовниками, художниками и архитекторами, с прудами, в которых плавали рыбы, фонтанами, водопадами, аллеями, деревьями, кустами и цветами. Да, она испытывала удовольствие, гуляя в парке, но это вовсе не означало, что ее, как Вергилия, тянуло к земле. Аркадия в понимании Лукреции, если она существовала, являла собой изящный небольшой луг, на котором синьоры и синьорины, одетые в атлас и бархат, собираются в тени величественного бука, а под ногами у них струится ручеек, «прозрачный, чистый и мелодичный», как в стихах Петрарки. Они перечитывают «Asolani» Бембо и обсуждают проблемы платонической любви. Кто-то из синьоров берет лютню и начинает петь; возможно, близкий друг Лукреции Грациозо Пио, знаменитый миланский красавец. Яркие башни Бельригуардо привлекают их внимание, вызывая мысли о дворе, и заходит разговор о предстоящих балах. Лукреция в прекрасном расположении духа и хочет видеть вокруг себя только счастливые лица. Она дарит Пио драгоценные камни для его дочери Беатрис и устраивает танцевальные вечера и званые ужины в честь ее помолвки. Триста комнат Бельригуардо переполнены гостями. В перерыве между музыкой и танцами кто-то замечает, что жених опаздывает, и тут же слышится иронический шепот: «Пока стакан не осушил, не говори, что не пролил». Говоривший был, естественно, другом Изабеллы д'Эсте.

Слухи о событиях в Ферраре теперь разносил не только верный Бернардино Проспери, но и придворный, друг маркизы Мантуанской, Баттиста Стабеллино, посредственный гуманист, но крайне язвительный человек, подписывавший свои письма Demogorgon или Apollo и принадлежавший к направлению, основанному на философской системе эпикурейства. Эта система, на три четверти – шуточная, а на одну четверть – грустная, была основана на принципе: «Сейте радость и веселье, чтобы не умереть от меланхолии». Последователи учения брали шутливо-эротические псевдонимы. Известные женщины Феррары и Мантуи (включая Изабеллу д'Эсте) прятались под именами мадонна Бланда, мадонна Амата и мадонна Рисибиле. В их кругу разрешалось вести только легкие, веселые беседы и рассказывать смешные анекдоты, но герцогине Феррарской казалось, что их разговоры трудно назвать изящной светской беседой. Лукрецию, например, покоробил злобный смех, вызванный тем, что при игре в карты Лукреция и ее фавориты использовали в качестве ставок марципаны и фаршированных цыплят, которые победители и проигравшие вместе съедали после игры. И все были довольны. Сельская местность способствовала такого рода играм. В тех случаях, когда герцогиня не могла выехать вместе с двором в Бельригуардо, она отправлялась в Бельфьоре, в большой загородный дом, украшенный фресками феррарских художников XIV века и окруженный знаменитым парком, в котором водилась разная дичь, от зайцев до коз, лис, кабанов и даже волков. Из парка она шла в импровизированный замок, построенный на месте разрушенной крепости, по аллее, засаженной соснами, и выходила в большой сад. Самой известной местной достопримечательностью был бассейн, снабжавшийся водой из По. Так и видишь, как герцогиня вместе с девушками плещется в воде, подальше от любопытных глаз придворных.

Но вот пришла зима, открыв сезон официальных празднеств. Лукреция обязана находиться в замке, и самым длинным путешествием будет теперь поездка по городу. В зимние месяцы она иногда проводила время в монастыре Сан Бернардино. В 1516 году во время ужина в великолепном дворце Костабили Лукреция вновь повстречала брата Джулии, кардинала Фарнезе. Он вырос, набрался мудрости и опыта и подавал большие надежды (стал впоследствии папой Павлом III). Лукреция и кардинал вели беседы о событиях давно минувших дней. Они говорили о Джулии (Лукреция поддерживала с ней отношения и переписывалась вплоть до 1518 года) и вспоминали Рим. За четырнадцать лет произошли серьезные изменения, отразившиеся в том числе и на людях, но, казалось, стоит закрыть глаза, и услышишь голос Александра VI, обращающегося к своему кардиналу-казначею.

Еще остались в живых кое-кто из мира Александра VI, но самой энергичной оказалась Ванноцца Катанеи. Креп-ко цепляясь за жизнь, она осела в Риме и с недавнего времени целиком посвятила себя благотворительной деятельности. Она помогала церквям, но благодаря материнскому инстинкту больше внимания уделяла больницам, особенно больнице Консолационе. Она установила там массивный серебряный бюст Валентинуа, словно стараясь оградить его от забвения (хотя, по всей видимости, он стал добычей одного из ландскнехтов Фрунсберга, разграбивших Рим в 1527 году). Ванноцца очень любила украшения, но теперь они не имели для нее никакого значения, и по ее просьбе ювелир превратил эти золотые и серебряные украшения в церковную утварь. Она заказала Андреа Бреджо мраморную скинию, точную копию Сан-Джиакомо-дели-Спагнуоли, с канделябрами, фризами и арабесками, последовавшими за витиеватым стилем ломбардских декораторов, и удовлетворявшие вкус женщин древности. Для церкви Святого Джона Лютеранского Ванноцца сделала серебряную скинию, украшенную жемчугом, бриллиантами и бирюзой, которые во времена Александра VI оттеняли белизну ее кожи. Она поссорилась с ювелиром Нардо Антониаццо, который заявил, что она должна заплатить ему больше за изготовление серебряного креста. Ванноцца ничуть не изменилась, несмотря на падение Борджиа, и даже такие историки, как Джовио, узнавший ее только в последние годы жизни, отзывался о ней очень хорошо.