Андрей Ганин - Атаман А. И. Дутов

Часть казаков все еще стремилась к продолжению борьбы с большевиками, обнадеживающими казались слухи о восстаниях на советской территории и продолжающемся сопротивлении красным на Юге России и в Сибири, но многим не под силу было вынести полуголодную и однообразную жизнь в эмиграции, и нижние чины постепенно стали уезжать в Советскую Россию 2228. В лагере отряда Бакича на реке Эмиль отток приобрел массовый характер – боевой состав сократился наполовину, зато оставшиеся были вполне надежными и преданными – им не было дороги в Советскую Россию. Поскольку представления о жизни в Советской России были крайне смутными, возвращавшихся на родину заранее считали покойниками 2229. Впоследствии ходили слухи о том, что вернувшиеся в Советскую Россию офицеры и добровольцы были расстреляны красными 2230. По данным штаба Бакича, к 27 (14) июля в лагере осталось 1468 офицеров, 3557 солдат, 721 член семей военнослужащих и 1000 гражданских беженцев, всего 6746 человек 2231. Численность перешедших границу в составе отряда сократилась на 346 офицеров, 4482 нижних чина и 64 члена семей военнослужащих, итого отряд покинули 4892 человека.

Несмотря на независимое положение Бакича, среди оренбургских казаков из его отряда было много сторонников Дутова. Более того, казаки Атаманского полка, узнав о переходе их Войскового атамана в Китай, стали стремиться уехать из лагеря Бакича на реке Эмиль в Суйдин. Слух об этом первоначально тайном плане достиг некоторых других частей, где эту идею также встретили с одобрением. Казаки верили, что Дутов поведет их в новый поход на большевиков. Стало известно об этом и командованию отряда. Для успокоения казаков к ним был направлен полковник А.С. Колокольцов, а затем командир Атаманского полка полковник Е.Д. Савин был вызван в штаб отряда. После разъяснительной беседы в штабе он больше не предпринимал попыток увести полк к Дутову 2232. Отказ Бакича отпустить казаков к своему атаману вызывает удивление и ставит вопрос о том, какие задачи ставил перед собой генерал после интернирования отряда в Китае? Зачем ему надо было насильно удерживать части, стремившиеся к продолжению борьбы, в лагере? Однозначно ответить на эти вопросы пока нельзя. Большевики между тем внимательно наблюдали за белыми. Пользуясь близостью к границе, они пытались действовать даже на китайской территории, с этой целью через границу переправлялись советские секретные агенты.

В период июня – июля 1920 г. Дутов произвел Бакича в генерал-лейтенанты, что нашло отражение в их переписке, но, к сожалению ни сам приказ, ни его дату обнаружить не удалось. Этот документ мог сохраниться в личном архиве Дутова, судьба которого до сих пор неизвестна. Признание Бакичем собственного производства в следующий чин Дутовым было равнозначно его подчинению Дутову, на что и рассчитывал последний, однако получилось иначе. Переписку Дутова с Бакичем в этот период достаточно красноречиво характеризует пространное письмо оренбургского атамана от 22 (9) июля. Дутов, пока еще в дружеской форме, писал Бакичу:

«Ваше Превосходительство, Андрей Степанович.

Рапорт Ваш за № 71/н от 14 июня 1920 года мною получен 2-го июля с[его] г[ода].

Нет никаких сомнений в том, что, как я полагал и на что особенно указывал в прежних своих письмах к Вам, доклады различных лиц, слухи и различные сплетни не имеют оснований и не порождают причин недоверия к Вам с моей стороны. Я особенно доволен случаем еще раз высказать Вам снова, что моя работа на славу и пользу Единой и Нераздельной России идет рука об руку с Вашею и преследует одну общую цель, в чем я никогда не сомневался, – спасение Родины – России от разнузданной большевицкой власти.

Исходя из этого, я, однако, не могу ограничиться простым констатированием факта общности нашей работы и цели и единства пути к достижению этой цели, а должен предупредить Вас, Андрей Степанович, о характере нашей переписки, которая, как мне кажется на основании Вашего рапорта № 71/н, с Вашей стороны в общем не понята Вами так, как я бы хотел.

Прежде всего, я определенно игнорировал возможность перемены к Вам уже тем, что писал Вам все время, посвящая Вас во все, что на моих глазах творилось. Я заранее предупредил Вас, что за время трехлетней нашей совместной работы я привык считать Вас наиболее доверенным и ценным помощником, и мое доброжелательное отношение к Вам всегда исключает возможность положения, при котором Вы были бы в каком-либо от меня подозрении.