Сергей Верёвкин - Вторая мировая война - вырванные страницы

Вскоре после взлета самолеты были атакованы советскими истребителями, которые уничтожили, расстреляли в воздухе большую часть этой тихоходной эскадры. Было сбито двадцать два «юнкерса». Это нельзя было даже назвать воздушным боем, так как боя как такового не было. «Юнкерсы» огня не открывали, во-первых, хотя бы и потому, что они не были вооружены. Даже вооружение, установленное на них в годы войны, перед этим рейсом было снято на аэродроме Гробин, опять-таки чтобы не провоцировать советские истребители на открытие огня. Они их и не спровоцировали. Потому что нападение советских «соколов» было целиком не спровоцированным.

Был расстрел, хладнокровный и беспощадный.

Была бойня.

Кстати, в военно-воздушных силах Красной Армии звание «Героя Советского Союза» давали за шесть-во-семь сбитых самолетов противника. Получается, что в этом «воздушном бою» «родилось» цельных три Героя?!

Интересно было бы взглянуть им сейчас в глаза. Даже не в глаза — тут все понятно — одна «Божья роса» там будет! Интересно бы их послушать. Их гордый рассказ о «решительном последнем бое», том самом, который «трудный самый»! И как они отважно, бесстрашно и неутомимо гонялись за этими «юнкерсами», каждую секунду рискуя «за нашу Советскую Родину», «за вас — живущих» своей молодой жизнью! Но «нам нужна одна победа... мы за ценой не постоим!» И какой тяжелой ценой досталась эта «победа»!

* * *

«...И помнит мир спасенный, мир павших, мир живой...» — эти двадцать два хладнокровно расстрелянных безоружных самолета, набитых простыми мужиками — рабочими и крестьянами — многодетными отцами семейств, которых их командиры, уступив им место и пойдя вместо них в Сибирь, на Колыму, отчаянно пытались спасти во имя будущей жизни их малых, ни в чем не повинных детей.

Две вещи поражают в этом трагическом эпизоде, в этом последнем аккорде завершавшейся войны. Точнее, только что завершившейся.

Первая — это то, что в преддверии конца, трагического конца, когда все должно закончиться завтра, в лучшем случае Сибирью, а в худшем — пулей в затылок тут же, у ближайшей стенки, — командование спасает не свои жизни, а жизни многодетных солдат! Простых солдат!

Помните Севастополь и командующих Красной Армии адмирала Октябрьского и генерала Петрова, со своими прихвостнями удравших из Севастополя (кто на подводной лодке, кто на торпедном катере), подло бросивших 130-тысячную армию и напоследок приказавших взорвать севастопольские штольни — чтоб снаряды врагу не достались — и уничтоживших этим взрывом до тридцати тысяч раненых красноармейцев и краснофлотцев?

А тут спасали жизнь — не свою, а простых солдат! Простых многодетных солдат!

И вторая вещь. Когда Вы читали строки про уничтожение беззащитной, тихоходной, безоружной воздушной эскадры устаревших транспортников, узнаете ли Вы знакомый почерк? Почерк капитана, героя, моряка-подводника Маринеско?! Летчики-то тоже «снайперами» оказались! Капитан, герой, моряк-подводник тремя торпедами — и все в цель! И тут из 35 самолетов 22 завалили, как на учениях!

* * *

Кстати, звание «летчик-снайпер» было в советской армии вплоть до самых ее последних дней. Автор книги знавал одного такого летчика-снайпера — полковника ВВС, командира полка истребителей-бомбардировщиков, расквартированного в свое время на военном аэродроме Колобжег (бывший германский старинный померанский город Кольберг), что на берегу Балтийского моря. Полк размещался на бывшем аэродроме Люфтваффе. Так вот, этот летчик-снайпер угробил свой истребитель-бомбардировщик только из-за того, что так и не смог посадить его на взлетно-посадочную полосу (ВПП). Тот полк летал через день, оттачивая свое боевое мастерство и одновременно действуя на нервы «летунам» с военно-воздушной базы НАТО, которая располагалась напротив него на другой стороне Балтийского моря — на датском острове Борнхольм.

Почему действовал на нервы?

Дело в том, что таков был тогда неписаный закон, строго соблюдавшийся обеими сторонами: если с аэродрома Колобжег поднимается в небо какой-нибудь самолет, то с Борнхольма тут же взлетает дежурный истребитель. Поднимается в небо еще один у «нас» -- и немедленно то же самое происходит у «них». Летает полк, и с Борнхольма также взлетает и маячит в небе, барражируя вдоль границы, «их» полк. Вот так и жили.

И в один из таких дней, когда весь полк — все несколько десятков самолетов — удачно приземлился в условиях постоянно ухудшавшейся видимости (туман тогда с моря натягивало), командир полка, «летчик-снайпер», с воздуха наблюдавший за посадкой полка на взлетно-посадочную полосу (ВПП), не смог с первого захода на посадку увидеть ВПП и был вынужден «дать резко штурвал на себя» и снова набрать высоту. Иначе вместо ВПП «летчик-снайпер» приземлился бы на грунтовую боковую полосу безопасности (БПБ) между ВПП и перроном — местами стоянок (МС) аэродрома. А это грозило разрушением самолета из-за того, что БПБ здесь пересекают несколько бетонных рулежных дорожек (РД), которые связывают ВПП с МС. Комполка разозлился, еще раз зашел на посадку, и еще раз не заметил ВПП, и также только в последний момент избежал приземления на землю. С земли, с командно-диспетчерского пункта (КДП), ему предложили лететь на другой аэродром дивизии, расположенный возле польского города Старгард-Счеччиньски (Щецинский) (германский город Штаргард, что возле Штеттина).