Маневр огромными массами, которые вышли на театр военных действий в 1914 г., был возможен. Но никто, включая сюда и самого Шлиффена, не продумал всерьез вопроса о том, как привести в движение эту массу, отягощенную несравненно более богатым вооружением, чем в прежних войнах. Ведь речь шла не о маршах прежних эпох, когда армии преодолевали большое пространство, идя навстречу друг другу. Речь шла об едином маневре, где связанность и согласованность действий, темпы движения играли решающую роль. Изменилась резко численность армий, изменились масштабы пространства, на котором разыгрывался маневр, изменилась насыщенность техникой, а подвижность войск осталась том же самой. Bсю эту возросшую тяжесть маневра должна была принять на себя пехота [401].
При таких условиях маневр неизбежно должен был замедлиться, а при наличии активности со стороны противника и вовсе остановиться.
Вывод отсюда вполне ясен: шлиффеновский маневр был обречен на неудачу в силу недостаточной подвижности наступающей массы [402].
е) Маневр не может преодолеть силы трения
Надо представить себе со всей ясностью, какую гигантскую силу сопротивления должна была преодолеть крайняя правофланговая армия — армия маневра по преимуществу. Речь идет вовсе не только о силе сопротивления противника, которая на отрезке 1–й армии была, в конце концов, незначительной. Во всех исследованиях не уделяется достаточного внимания тому, что главным образом эта сила сопротивления выражалась в тяжеловесности фронта наступления германских армий, растянувшихся вплоть до Вердена. Надо понять, что сила этой тяжести оказывала чрезвычайное давление на армию, игравшую главную роль в маневре охвата.
Во второй главе мы стремились показать, как эта сила инертности заставила Клюка повернуть на юго-восток. Небесполезно будет теперь еще раз вернуться к создавшейся тогда ситуации. Возьмем день 29 августа, день битвы при Гизе — Сен — Кантене.
В этот день 1–я германская армия, перейдя Сомму и продолжая преследование небольших сил противника, появлявшихся перед ее фронтом, вышла на линию Вильер — Бретоне (2–й корпус), Пруайар, Шольн, Нель (9–й корпус); 4–й рез. корпус в тылу достиг Альбера. Хотя 1–я армия обогнала приблизительно на один переход 2–ю, находившуюся в районе Сен-Кантена и восточнее на Уазе, это опережение было слишком незначительно. Напротив, в отношении трех прочих армий опережения вовсе не было: 1–я армия находилась на одной высоте с ними. 4–я армия форсировала Маас. 3–я склонилась к ней, образовав разрыв в 60 км со 2–й; 5–я армия все еще не могла преодолеть водной преграды Мааса.
События 29 августа дают яркое представление о том, какое, влияние оказывал на 1–ю армию весь остальной фронт наступления. Три левофланговых армии в результате битвы на Маасе сгрудились к востоку [403]. 2–я армия осталась изолированной. Ее положение и действия получили решающее значение для дальнейшего течения маневра. 27 августа Бюлов получил указание германского главного командования преследовать противника в направлении Ля-Фер — Париж. Но можно ли двигаться вперед при условии такого отрыва 3–й армии? В 17 ч. 30 м. Бюлов принимает первое решение: 2–я армия останется 28–го на месте, чтобы подождать подхода соседа слева. Но, узнав о дальнейшем продвижении 1–й армии вперед, в 20 ч. 30 м. Бюлов меняет это решение и принимает второе: два правофланговых корпуса (7–й и 10–й рез.) должны несколько выдвинуться. к юго-западу. В 20 ч. 50 м. Бюлов получает сообщение от 3–й армии, что она движется на юго-восток; следовательно, ждать ее нечего; в 23 часа Бюлов отдает приказ (третье решение) левофланговым корпусом (10–й и гвардия) сосредоточиться, севернее ручья Ирон, готовясь к форсированию Уазы. Утром 28–го поступает донесение авиаразведки о том, что Уазу прикрывают лишь слабые арьергарды противника. Бюлов решает, что бояться ему больше нечего, и отдает в 9 час. утра приказ (четвертое решение): правофланговые корпуса выходят на линию Флюкьер — Грансерокур — Урвиллер, выдвинув авангарды к Гам и Сен-Симон (на Сене); левофланговые форсируют Уазу с выходом на линию Рибемон — Сен -Ришмон [404].
Отдав эти распоряжения, Бюлов сам направляется в Сен-Кантен. Каково же было его удивление, когда, прибыв в Гомбльер, он находит там дорогу прегражденной цепью… французских стрелков. «Я расположил, — пишет Бюлов, — тотчас против этой линии те роты, которые как раз проходили мимо в этот момент, и остановил противника». Но одновременно он слышит гром орудий с юга и востока. Что произошло? Оказывается, 5–я французская армия, столь преждевременно снятая со счетов, атаковала 2–ю германскую армию как раз в промежутке между южной (правофланговой) и северной (левофланговой) группами. Бюлов бросает в этот разрыв 13–ю дивизию, только что прибывшую после осады Мобежа. Между тем бой разгорается. Самое худшее — нет точных сведений о положении на участке 10–го германского корпуса и гвардии. Опасаясь охвата их открытого левого фланга, Бюлов обращается с просьбой о помощи к 3–й армии, но получает отказ. Тогда он обращается в 17 ч. 30 м. к своему соседу справа: «2–я армия вступила в серьезный бой на линии Эсиньи-ле-Гран — Ормньи — Вульпе — Госьон. Кажется, что противник превосходит численностью. Просим, настоятельно 30–го оказать поддержку частям 1–й армии, в направлении на Эсиньн-ле-Гран». Но еще до того Бюлов приказывает непосредственно командиру 9–го корпуса (из 1–й армии) направиться к востоку, 17–я дивизия немедленно движется севернее Сен-Кантена в направлении к Гиз, 18–ю Клюк успевает задержать. Командующий 1–й армией на просьбу Бюлова пока что отвечает отрицательно, отправив следующее радио германскому главкому командованию: «1–я армия, выходя с линии Брей — Нель, атакует части противника, прибывшие из района Амьен — Марейль. Когда ему будет нанесено поражение, только тогда 1–я армия сможет поддержать 2–ю, если это еще необходимо».
Читать дальше