Александр Шубин - 10 мифов Советской страны

Но, даже читая «прокурорские речи Цицерона» (еще одна аналогия Каменева), можно реконструировать цели движения Каталины. Аналогии Каменева могут иметь для нас и методологическую ценность — в XXI в. пора исследовать события 30–х гг. без груза идеологических пристрастий XX века. Как дело Каталины или царевича Алексея.

О взглядах лидеров внутрипартийной оппозиции XX в. мы знаем гораздо больше, чем о Катилине. Знаем мы и то, что их критическое отношение к сталинской системе мало изменилось в первой половине 30–х гг. Так, «разоружившийся перед партией» троцкист X. Раковский сразу после ареста, еще до того, как согласился клеветать на себя, говорил о своих взглядах: «пролетарская диктатура превратилась в государство сословное». [246] Роговин В. Указ. соч. С. 37. Может ли настоящий большевик не бороться против сословного государства?

На процессах 30–х гг. говорилось об обширных связях Троцкого в СССР. Были ли эти связи реальностью? Например, Троцкий отрицал, что знал своего «связника» Райха, упоминавшегося на процессах. Современные исследования показывают, что Райх был в контакте с Троцким и, следовательно, Троцкий скрывал реальные контакты с большевиками, оставшимися в СССР. [247] См. Роговин В. Партия расстрелянных. М., 1997. С. 83–84.

Сегодня мы знаем о контактах оппозиционеров с Троцким даже больше, чем сталинское следствие.

Следствию не удалось установить, что И. Смирнов в 1931 г. во время заграничной командировки встречался с сыном Троцкого Л. Седовым и обсуждал взаимодействие его группы с Троцким. Контакты продолжились в 1932 г., во время поездки за границу Э. Гольцмана, который передал Седову письмо Смирнова о переговорах между группами троцкистов, зиновьевцев и Ломинадзе — Стэна о создании блока. Седов утверждал, что он получил сообщение о переговорах между блоком левых (троцкистами и зиновьевцами) и правыми — слепковцами и рютинцами. [248] См.: там же. С. 311–313.

Троцкий оставался фактором политической жизни СССР. Между тем взгляды Троцкого в начале 30–х гг. заметно менялись. Иначе после сдвигов первой пятилетки и быть не могло. Еще в 1930 г. Троцкий заявил об индустриализации: «разгон взят не по силам». [249] «Бюллетень оппозиции». 1930. № 9. С. 2.

В марте 1930 г., во время сталинского отступления на поле коллективизации, Троцкий, естественно, возложил на сталинскую фракцию ответственность за провал: «Все, что проповедовалось годами против оппозиции, якобы не признававшей этого, — о „смычке“, о необходимости правильной политики по отношению к крестьянству, вдруг оказалось забыто, или, вернее, превращено в свою противоположность… Как уже не раз бывало в истории, хвостизм превратился в свою противоположность — в авантюризм». [250] РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 571. Л. 1.

Это означало, что разногласия Троцкого с правой оппозицией перед лицом сталинского скачка становились второстепенными. Главным было противоречие сталинского режима и всех остальных течений большевизма: абсолютный централизм, тоталитаризм и монолитность власти против внутрипартийного плюрализма и умеренного авторитаризма.

Троцкий из эмиграции наиболее откровенно формулировал задачу: необходимо «отделение здорового от больного, очистка от мусора и грязи» [251] «Бюллетень оппозиции». 1932. № 31. С. 13. в бюрократических коридорах. Это требование вряд ли могло понравиться партийным бонзам, настроенным антисталински. Но они были согласны с троцкистами в «программе — минимум»: необходимо «выполнить последний настойчивый совет Ленина — убрать Сталина». [252] Там же. 1932. № 27. С. 6. В этом контексте требование Троцкого звучит как чисто политическое. Но после того как требование «убрать Сталина» будет повторяться оппозиционными группами, Сталин станет трактовать его как террористический призыв.

Троцкий относился к терактам в СССР так же, как большевики к эсеровскому террору начала века, — с сочувствием. Это симптом разложения режима, приближения революции. Но «сами по себе террористические акты меньше всего способны опрокинуть бонапартистскую олигархию». [253] Троцкий Л. Что такое СССР и куда он идет. С. 290.

В октябре 1933 г. Троцкий отказывается от борьбы за изменение партийного режима легальным политическим путем: «Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, „конституционных“ путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой». [254] «Бюллетень оппозиции». 1933. № 36–37. С. 9. Это означало начало подготовки антисталинской революции или переворота. При этом революция не должна была сломать «социалистические элементы хозяйства» и структуры «диктатуры пролетариата», которые, по мнению Троцкого, все еще сохранялись в СССР наряду с бюрократической диктатурой. Троцкий не мог рассчитывать на поддержку партбоссов и снова надеялся на перемены, связанные с мировыми потрясениями. «Как и в странах фашизма, толчок к революционному движению советских рабочих дадут, вероятно, внешние события», [255] Там же. 1938. № 66–67. С. 15. — говорилось в документах IV Интернационала, организованного Троцким. Из подобных высказываний (а возможно — и более откровенных обсуждений троцкистов в узком кругу) Сталин сделал вывод, что Троцкий готов приложить руку к этому поражению.