Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

Штурм Севастополя стоил дивизии таких потерь, что ее командир, генерал-лейтенант Зенценич, посчитал необходимым расформировать в каждом полку по одному батальону, чтобы довести оставшиеся батальоны до боеспособного состояния. 5 января 1942 г. Зенценич покинул дивизию, его сменил полковник Линдеман, храбрый и талантливый офицер.

Наступление было назначено на 15 января, и перед 132-й пехотной дивизией была поставлена задача прорвать оборону и через высоту 132.3 выйти к Черному морю и заливу Феодосии. Слева размещался усиленный 213-й пехотный полк, а сектор справа от нас был отдан 170-й пехотной дивизии.

Незадолго до наступления сумерек мы получили сообщение о подготовленной русскими линии обороны к юго-западу от высоты 132.13, под прикрытием двух пулеметных расчетов мы перетащили наше ПТО по промерзшей ничейной земле, держа его щитом вперед. Заняли позицию на покатом спуске, откуда был виден Феодосийский залив. Впервые мы увидели Черное море – темно-серую линию на горизонте. Мы открыли орудийный огонь по группе русских автомашин и бронетехники, которые неосторожно расположились в открытой степи на расстоянии 1500 метров от нас.

Русские ответили огнем танков и тяжелых минометов, и снаряды стали рваться на гребне склона позади нас. Во время перестрелки артиллерист другого ПТО нашей роты был убит осколками снаряда.

Я тщательно настроил прицел и навел наше орудие на удаленную цель. Снова мы оказались в ситуации, когда минуты решали вопрос жизни и смерти на поле боя. Если бы вражеские танки обнаружили нашу позицию и оказались быстрее и искуснее нас, мы наверняка нашли бы свою могилу здесь, на этом склоне холма.

Прижавшись воспаленным глазом к резиновому кольцу оптического прицела, я привел в действие спусковой механизм и проследил взглядом за траекторией нашего снаряда, затаив дыхание, когда он пропал из виду на фоне маленькой черной цели в отдалении. Экипаж высыпал из бронемашины. Значит, наш выстрел попал в цель и вывел танк из строя.

Батарея 105-миллиметровых орудий нашей дивизии немедленно открыла огонь, и через несколько минут все занятое русскими поле было окутано плотным слоем пыли и дыма. Мы продолжали стрелять в это облако осколочными снарядами. Советские позиции, которые в ином случае послужили бы плацдармом для контратаки на наши только что созданные позиции, исчезли в шквале артиллерийского огня.

Опустилась спасительная темнота, окутав и друга и врага и положив конец артиллерийской перестрелке. Ночью взвод разведки захватил несколько пленных, которые сообщили о готовящейся на следующий день атаке.

Прилетел пронизывающий ледяной ветер с востока. Мы лежали в окопе рядом с нашей пушкой, тесно прижавшись друг к другу, молясь, чтобы не пошел дождь или снег. Мы провели ночь в замерзшей степи возле Феодосии, укрывшись плащ-палатками и закутавшись в скудные остатки запасной одежды.

Утро принесло мало облегчения, потому что солнце лишь эпизодически проглядывало сквозь серые облака, даря нам слишком мало тепла. К полудню своим ПТО мы обеспечивали прикрытие наших пехотных частей, продвигавшихся на Феодосию. Перед нами лежало открытое поле. По сухой степи пехота безостановочно двигалась к морю, и отсюда солдаты казались маленькими точками, исчезающими за горизонтом.

В первые часы наступления гавань подверглась бомбежкам наших «штук», и мы могли различить горящие дома, склады, нефтяные цистерны и заводские территории на подходах к Сарыголу. А над гаванью Феодосии в чистом зимнем небе висело тяжелое черное облако дыма.

Вдруг с позиций в нашем тылу послышались звуки перестрелки. Одна из машин, приданных к ПТО, стоявшая в ложбине примерно в 100 метрах позади позиций, появилась перед нами, преследуемая беспорядочной винтовочной и пулеметной стрельбой.

Мы развернули орудие в тыл, не видя врага. Доехав до нас, водитель Фер вывалился из кабины и крикнул:

– Русские сзади, они захватили сборный пункт!

Он рассказал, что сумел расслышать шум тревоги, поднятой в штабе полка. Он ничего не знал о судьбе второго шофера, хотя и видел, как тот тоже прыгал в кабину своей машины на виду у приближавшихся русских. Фер предположил, что в грузовик попал снаряд. Позднее мы отыскали этот грузовик и нашли водителя, который лежал на рулевом колесе, убитый единственным выстрелом в голову.

Наконец нападавшие высыпали из ложбины. По меньшей мере сто русских с громкими криками «Ура!» устремились к нашему орудийному расчету из семи человек и одному пулеметному гнезду. Винтовочные выстрелы ударяли по борту автомашины и рикошетили от края орудийного щита. Ганс схватил пулемет. Поставив свой пулемет поперек прицепа для боеприпасов, он дал длинную очередь. Первый осколочный снаряд нашей пушки попал в грудь высокому русскому, и его отсеченный торс отскочил от земли. Сквозь грохот оружия крики «Ура!» стали слышаться тише, перед нами росла груда тел в форме цвета хаки. Несмотря на наше яростное сопротивление, они продолжали идти вперед под прикрытием автоматного и винтовочного огня, точно рой насекомых, не желающих повернуть назад.