Виктор Муратов - Командарм Лукин

А вскоре генерала Лукина вызвали в суд в качестве свидетеля по делу Уварова. Михаил Федорович повторил там то, что написал в характеристике. Каково же было его удивление, когда на вопрос судьи: «Признаете ли вы себя виновным?» — Уваров ответил:

— Да, признаю.

Генерал не поверил своим ушам. Признает себя виновным! В чем? В шпионаже? Но взгляд Василия при этом устремлен на Лукина. И Лукин понял, что тут что-то неладное, что признание это неискреннее, вынужденное.

Приговор был суровым — Василию Уварову прибавили еще пять лет. Вместо оправдания, ужесточили наказание. И характеристика генерала Лукина не помогла.

С тяжелым чувством покидал Лукин зал суда. Он не мог поверить в признание Василия. Знал, что в те черные времена в следственных камерах ретивые и послушные служители «правосудия» добивались нужного им признания и не от таких людей…

Как тяжело было сознавать свою беспомощность. Порой подкрадывалось чувство разочарования, бесполезности усилий. Но Лукин гнал прочь эти чувства. Он понимал, что не партия виновата в разгуле несправедливости, в уродливом искажении ленинской социальной политики, и верил, что так продолжаться долго не может.

Приходилось Лукину драться и не только ради самого человека, невинно пострадавшего, но и ради его близких, ради детей. «Сын за отца не отвечает» — эти слова, вроде бы сказанные когда-то Сталиным, оставались словами. В жизни часто все происходило иначе.

Однажды осенним вечером 1954 года в квартире Лукина на Гончарной набережной раздался звонок. Дверь открыла Надежда Мефодиевна. На пороге стоял мужчина лет сорока. Несмотря на штатский костюм, в нем угадывалась военная выправка. Представился:

— Сиваев Олег Максимович.

Лукин с минуту смотрел на вошедшего, спросил:

— Не генерала ли Сиваева сын?

— Да, я сын генерала Сиваева.

— Похож, очень похож на Максима Наумовича. Очень рад сыну боевого товарища. Что привело вас ко мне?

— Горе привело, товарищ генерал…

В тот вечер Надежда Мефодиевна не один раз заваривала чай. Мужчины беседовали до глубокой ночи. Олег Сиваев поведал генералу свою горестную историю.

— В сороковом году я окончил артиллерийское училище, служил в зенитных частях. В бой вступил 22 июня, командуя батареей. За годы войны моя батарея уничтожила не один десяток фашистских самолетов. После войны продолжал служить в основном на штабных должностях, стал подполковником. О судьбе отца в те годы ничего не знал. Никаких официальных сообщений о нем ни у меня, ни у матери не было. Я считал, что отец пропал без вести где-то под Вязьмой в сорок первом году.

Служба моя проходила нормально, и я не ожидал над своей головой никакой грозы. Но вот в пятьдесят втором году я почувствовал, что мной почему-то заинтересовались в особом отделе. Мое личное дело почему-то требовали то к одному, то к другому старшему начальнику. А потом случилось необычное. Мою последнюю характеристику, написанную командиром части, вернули назад и предложили «пересоставить». Указание было выполнено. Из характеристики убрали все положительное в моей службе и сделали акцент на том, что я сын «врага народа» и скрываю тот факт, что отец расстрелян. А ведь я, Михаил Федорович, об отце ничего не знал.

Лукин слушал молча, лишь курил одну папиросу за другой.

— Финал оказался прост и коварен, как удар ножом в спину из-за угла, — продолжал Олег. — В июле пятьдесят третьего без объявления каких-либо причин я был уволен из армии «по сокращению штатов». Ни один мой прямой начальник не смог мне объяснить, как я попал под сокращение. Командование части никаких представлений не делало. Я был поставлен перед свершившимся фактом.

Но мир не без добрых людей, и один мой сослуживец, Герой Советского Союза, под большим секретом рассказал, что отец «за измену Родине» в пятьдесят первом году был расстрелян. Я стал «политически неблагонадежным».

Все это обрушилось так неожиданно, что я растерялся. Рушилась вся жизнь — отлучен от любимого дела, не имею никакой гражданской специальности, на руках беременная жена и малолетний сын. Куда ехать? Что делать? Где жить? А ведь я прошел всю войну… Где же справедливость, Михаил Федорович?

— Как вы узнали мой адрес? — спросил Лукин.

— Мне довелось одно время служить вместе с генералом Потаповым. Он узнал меня по фамилии, но ничего об отце не сказал, хотя находился вместе с отцом в плену и после плена. Лишь однажды, как бы ненароком, он назвал вашу фамилию и посоветовал в случае необходимости обратиться к вам за помощью.