Виктор Муратов - Командарм Лукин

— Вам говорят что-нибудь фамилии Скворцов и Бекетов?

— Если это бывшие военнопленные кавалеристы лейтенанты Скворцов и Бекетов, то да. Они находились со мной в лагере Вустрау.

— Да, именно они. Что вы можете сказать о Бекетове?

— То же, что и о Скворцове.

— Скворцова нет, он умер. Бекетов просит, чтобы вы дали характеристику его поведения в лагере. Что скажете?

— Я неоднократно встречался с Бекетовым в лагере. Его пытался завербовать в «Казачий комитет» некий Василий Васильевич.

— Минаев, — вставил прокурор.

— Да? Я фамилии его не знал.

— Минаев — бывший агент немецкой разведки. Он пойман и понес заслуженную кару.

— После моих бесед Бекетов отказался вступать в «комитет», никакой антисоветской пропаганды в лагере не вел. Больше того, помогал нашей работе. Он лично мне сообщал, кого из пленных агитирует Василий Васильевич, сам переубеждал колеблющихся.

— Прошу вас изложить все это письменно.

Спустя месяц Лукин получил письмо из Ростовской области от Бекетова, и там были слова: «… все мы плакали, когда писали вам это письмо. Вы, дорогой Михаил Федорович, вернули меня семье. Семья опять приобрела мужа и отца».

Но не всегда удавалось отстоять справедливость. И эти неудачи, как ожоги сердца, не давали покоя.

Все годы после войны перед Лукиным стоял образ Васи Уварова. Двадцатилетний техник-интендант 2 ранга, он был при штабе 33-й армии. В апреле 1942 года возле деревни Шнырево под Вязьмой тяжелораненый попал в плен. Лукин познакомился с ним в госпитале — их койки стояли рядом. Василий много рассказывал о себе, об отце, дипломате. В детстве ему довелось жить во Франции, Италии. Этот юноша хорошо знал немецкий, французский, итальянский языки.

— Жалею лишь об одном, — признавался он Лукину, — что не пустил себе пулю в лоб тогда, в окружении. Ведь командарм Ефремов застрелился, а я не успел — сознание потерял.

Злую шутку судьба сыграла с Васей Уваровым. После освобождения из плена он раздобыл где-то машину и поехал в Париж, посмотреть дом бывшего советского посольства, где мальчишкой жил с отцом. Потом махнул в Италию, взглянуть на знакомые места.

Чем можно было объяснить этот мальчишеский безрассудный поступок? Позади ад плена, где смерть на волоске. Победа! А Франция, Италия — вот они. Будет что рассказать отцу в Москве…

Но не успел Василий ничего рассказать отцу. Объявили Василия немецким, французским, итальянским шпионом, и получил он десять лет заключения.

Лукин узнал об этом трагическом финале от отца Василия. Уваров-старший пришел на квартиру к Лукину и показал письмо сына.

— Василий подал кассацию с просьбой о пересмотре приговора. Вот просит в письме обратиться к вам. Вы сможете дать ему характеристику, Михаил Федорович?

— Конечно, я знал Василия в трудные дни. Это честный, преданный своей Родине офицер. Какой же он шпион?

Именно так и написал генерал Лукин в характеристике на бывшего техника-интенданта 2 ранга Уварова.

А через несколько дней Лукина вызвал начальник особого отдела Московского военного округа.

— Вы знали техника-интенданта Уварова?

— Знал.

— Вы дали ему характеристику?

— Да.

— А вы знаете, что он шпион?

— Нет, я этого не знаю.

— Почему же вы написали такую характеристику?

— Такую характеристику написал потому, что знал Уварова по плену. Я знаю этого парня, у него чистое нутро.

— Он шпион, — стоял на своем начальник особого отдела. — И вы должны забрать эту свою характеристику. — Он протянул Лукину знакомый листок: — Порвите это и напишите другую характеристику, соответствующую…

— Никакой другой характеристики я писать не буду.

— Вы обязаны это сделать. Вы должны помочь правосудию.

— Ни слова я менять не буду. Я дал характеристику Уварову за тот период, когда был рядом с ним и хорошо знал его. Что он делал во Франции и Италии, я не знаю.

— Я хорошо вас понимаю, генерал, — неожиданно изменил тактику собеседник. — Понимаю ваши чувства. Но вы этим не помогаете правосудию, а тормозите дело. Учтите, бумага с вашей подписью будет лежать в деле шпиона.

— Не пугайте, — перебил Лукин. — Повторяю, ни слова в характеристике менять не буду.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сдерживая гнев, проговорил начальник особого отдела и все же не выдержал, закричал: — Много на себя берете! Вы пожалеете о своем упорстве!

— Не кричите на меня, — спокойно проговорил Лукин. — Я вас не боюсь. Если ко мне нет больше вопросов, отметьте пропуск.